/ Главная / Города России / Борисоглебск
Километрах в восемнадцати от Ростова, если считать по старинному тракту на Углич, стоят Борисоглебские слободы с древним Борисоглебским-на-Устье монастырем. По преданию, монастырь был основан здесь в 1363 году с благословения Сергия Радонежского. Было время, когда еловые леса, уже давно сведенные промышленниками, подступали к самым стенам монастыря, заслоняя его от врагов и случайных людей. Еще и сейчас часть дороги проходит хвойным лесом, стоящим на песчаных осыпях. Хорошо тут ранней весной: лес особенно душист и ароматен, еще не плывет из темной глубины к опушкам дурман нагретой солнцем хвои. Несмотря на то что я приезжаю в Борисоглебск сразу после Ростова Великого, еще очарованный его красотой и блеском, не нужно делать усилия, чтобы воспринять своеобразие Борисоглебского монастыря. Борисоглебск грубее, простодушнее Ростова. Его стены — это не прекрасное обрамление блестящей придворной жизни церковного владыки, жизни, наполненной политическими интригами, тщеславными надеждами и помыслами, саженные стены Борисоглебска с их тремя линиями боя, отвесными варницами и бойницами, лишенными декоративных зубцов, с башнями-великанами, соединенными между собой круговым обходом, представляли в тревожном шестнадцатом веке могучее боевое укрепление, способное выдержать тяжелую осаду. Перехожу через извилистую речушку Устье и поднимаюсь на один из ближайших к городу невысоких холмов. Монастырь открывается, как на ладони. Его массив возвышается над городскими постройками, как и прежде, составляя ядро города, главенствуя над ним и определяя его композицию. Источники не сообщают подробностей истории монастыря и связанных с ним легенд. Основанный пустынножителями Федором и Павлом в середине четырнадцатого века, он начал обстраиваться каменными сооружениями в первой четверти шестнадцатого столетия и в течение менее чем трех десятилетий приобрел несколько храмов выдающейся архитектуры и стал мощной боевой цитаделью. Монастырь был очень зажиточен. Известно, что в восемнадцатом веке за ним числилось почти семь тысяч крестьянских душ, вблизи монастыря были найдены залежи извести — все это позволяло «ревностным благоустроителям» вести обширное строительство. Борисоглебский монастырь богател и от щедрых вкладов, непрерывно пополнявших его казну. Одним из постоянных вкладчиков монастыря был царь Иван Васильевич Грозный, приславший однажды сюда «25 ковшей и три чарки серебряные...» и многое другое на поминование опальных людей. Вершины своей славы Борисоглебский монастырь достиг в начале семнадцатого века благодаря затворнику Иринарху. Сей святой муж, как с благоговением сообщают церковные книги, затворился безвыходно в келье, приковав себя цепью к сидению. Спал только два часа в сутки, постоянно увеличивал тяжесть носимых вериг и бичевал себя железной палкой. В подобных душеспасительных упражнениях Иринарх провел тридцать восемь лет. В смутное время, когда невдалеке от монастыря стояли лагерем поляки, Иринарха посетил Сапега. Изумленный подвижничеством отшельника и, видимо, несколько напуганный вещими предсказаниями, сулившими ему неизбежную гибель на Руси, польский военачальник велел оставить монастырь в неприкосновенности, а в качестве охранительного знака оставил монахам знамя, вероятно, захваченное ранее в другом русском укреплении. Это шитое русское знамя хранится сейчас в Третьяковской галерее и называется «Знаменем Сапеги». По пути к Москве в монастырь приезжал князь Дмитрий Пожарский. Иринарх дал ему свой крест, предсказывая победу русским войскам и освобождение русской земли. Оба предсказания затворника по счастливому совпадению сбылись — Москва была освобождена, а Сапега убит под ее стенами. В конце семнадцатого века ростовский митрополит Иона Сысоевич, приступая к украшению своего двора, многое перенял из архитектурных приемов, впервые примененных в Борисоглебске ростовцем, «мастером церковным, каменноздателем» Григорием Борисовым. В то же время Иона Сысоевич, стремясь к блеску своей митрополии, возвел в монастыре несколько новых зданий и частично декорировал старые. Этими двумя строительными эпохами — первой половиной шестнадцатого и второй половиной семнадцатого века, их характерными особенностями и определяется своеобразный облик Борисоглебского монастыря, потому что в дальнейшем, на протяжении двух столетий, различные «благоустроители» прилежно занимались лишь перестройкой и искажением древних памятников. Черты двух строительных периодов легко различимы, но время сгладило их грани, и весь комплекс монастыря выступает сейчас в единстве, составляя гармоничный художественный образ. Монастырь был создан Григорием Борисовым по особому оригинальному плану. Вхожу за ограду и вижу перед собой обширную площадь, некогда занятую различными деревянными строениями и большим садом. Теперь она пустынна. Тем значительнее кажется издали группа каменных сооружений, несколько отодвинутых к северо-западному углу. Подобное расположение, вероятно, обусловливалось небольшой естественной возвышенностью, на которой поставлен собор Бориса и Глеба. Но собор, несмотря на свои размеры, не является центром архитектурной композиции. Отдельные здания группируются не вокруг него, а по окружности соборной площади. Таким образом, идя от Сергиевских ворот к центру монастыря, прохожу, словно по улице, между звонницей и казначейским домом и попадаю на соборную площадь, ограниченную с юга церковью Благовещения, с запада — Просфорным домом, а с востока — собором. Подобное оригинальное решение ансамбля позднее послужило образцом для планировки знаменитого ростовского Митрополичьего двора.Собор Бориса и Глеба, к сожалению, изуродован позднейшими перестройками. В его приземистом кубе с надстроенным барабаном и безобразной главкой нелегко узнать черты архитектуры шестнадцатого века. Вероятно, строитель собора Григорий Борисов, возводя массивные стены, был искренне воодушевлен строгими образцами новгородско-псковского зодчества. Крытый позакомарно массив храма в то время не имел никаких пристроек, строгую гладь его стен прорезали лишь узкие щелевидные окна.
Собор первоначально не был расписан, и эта суровость как нельзя больше отвечала облику и духу стоявшего в дремучем лесу отдаленного монастыря.
К северу от собора местность довольно резко понижается и здесь, на откосе, замыкая площадь, стоит Благовещенская церковь, составляющая одно целое с пристроенной к ней трапезной и настоятельскими покоями. Вся эта группа зданий также сильно искажена, но ее общие контуры вполне сохранились, как сохранились и отдельные детали убранства. Настоятельские покои, в которых теперь помещается отделение Государственного банка, подняты на высокую подклеть, по верху которой снаружи проложен нарядный кирпичный узор,— пожалуй, единственное, что сохранилось нетронутым от этой интересной ранней постройки. Вокруг площади разбросано несколько домов служебного назначения — Казначейский, Просфорный (кухня) и Братский корпуса. Эти ранние хозяйственные помещения очень простой архитектуры, ценность их в том, что они составляют общий ансамбль оригинальной монастырской планировки. К западной стене примыкает совсем вросшее в землю здание; предполагают, что это старые настоятельские покои. Когда попадаешь внутрь монастырских стен, первое, что поражает,— это стройное тело высокой звонницы, несущей на двухскатной кровле три главки, поднятые на удлиненных шейках. Эти тонкие и стройные главки, внешне никак не связанные с прямоугольником здания и глубокими проемами звона, и составляют своеобразную прелесть сооружения. Звонница Борисоглебского монастыря сооружена уже во время Ионы Сысоевича и несет приметы иной строительной эпохи. Новые черты, нарядность и декоративность отчетливо видны рядом с простыми формами строений начала шестнадцатого века. Особенно примечательно в этом отношении крыльцо звонницы, блещущее изразцами, вставленными в глубокие квадратные ширинки. Оно корреспондирует с новым крыльцом Благовещенской церкви, пристроенным к старому зданию в это же склонное к пышности время. Семнадцатый век дал великолепные образцы декоративного искусства. Именно тогда особенно развилось «ценинное дело» — мастерство архитектурной керамики и «белокаменная резь» — искусная резьба по белому известковому камню. Развивая традиции русской декоративной терракоты, мастера изразцового дела стали изготовлять сначала монохромные («муравленые») поливные пластины, а затем и многоцветные — голубые, бирюзовые, желтые и белые изразцы, украшенные коричневой глазурью. Древние зодчие, задумывая архитектурную композицию, одновременно решали и характер ее внешнего убранства. Поэтому так органично сливаются архитектурные массы старинных сооружений с их белокаменным резным убором. Белый камень в сочетании с красной кирпичной кладкой могучих стен составляет изысканную достопримечательность Борисоглебского ансамбля. Сергиевская надвратная церковь была построена вместе с крепостными стенами. Именно здесь Григорий Борисов впервые сгруппировал воедино башни крепостной стены и построенный над воротами храм. Получилась интереснейшая, выразительная по силуэту архитектурная композиция, открывавшая возможности дальнейшей разработки. Крепостные башни, фланкируя ворота, в то же время включались в общие очертания группы и вместе с глубокими затененными проемами ворот составляли как бы первый ярус, основание пирамиды, над которой возвышалось пятиглавие храма. Башни, тесно придвинутые к надвратной церкви, еще крепче и логичнее увязывали ее со стенами крепостного обхода. Митрополит Иона велел украсить Сергиевские ворота. Южная галерея, соединяющая боевые ходы стен, была одета формованным кирпичом, напоминающим резной белоснежный оклад, богатством и благородным изяществом превосходящий, пожалуй, каменное убранство Митрополичьего двора в Ростове. Особенно хороши навесные портики ворот; изысканные и хрупкие гирьки их висячих арочек рельефно выступают на фоне и глубоких теней портала, и голубого неба, и зелени, когда смотришь из глубины ворот. Парадность убранства сказывается сильнее рядом с суровыми и архаичными башнями, гладью стен, выразительным немногословием массивного храма.
Идея надвратной композиции Григория Борисова, рожденная в Борисоглебске, получила блестящее развитие в архитектуре Ростова Великого и затем через полтора столетия снова вернулась в Борисоглебск, найдя свое воплощение в композиционной группе Сретенской церкви, возвышающейся над «Водяными воротами» и вместе с северной стеной обращенной к городу. Сретенская церковь очень нарядная и пышная, но после Ростова не удивляют примыкающие к ней круглые башни, потерявшие свое боевое назначение, резные наличники окон, убранство ворот и стройные формы южной стены церкви, не прикрытой ни папертями, ни квадратной, обращенной на восток апсидой. В роскоши убранства церкви уже есть перегруженность, первый предвестник упадка стиля. Со стороны города стены застроены каменными лавками, но и это искажение прошлого облика имеет своеобразный характер — частокол могучих башен еще выразительнее поднимается над путаницей подступивших к ним вплотную строений. Пожалуй, самое прекрасное в Борисоглебске,— это башни и стены средневековой крепости. Их почти трехметровая толща возвышается над землей на десятиметровую высоту. О такой массив могла разбиться любая атака. Иду боевым ходом вдоль стен, и кажется, что смотрю вниз с крыши трехэтажного дома, а когда попадаю в каменные башенные бастионы, пронизывает веками накопленный здесь холод каменных глыб. Покрытия башен менялись, но их шатры и шлемы представляют и сейчас великолепное зрелище. Тысячелетняя культура русского народа богата и щедра. И потому, быть может, мы так беспечны порой и расточительны по отношению к древним своим ценностям. Не всем памятникам прошлого дано сиять всенародной славой — здесь речь идет не о знаменитом архитектурно-историческом комплексе Борисоглебска — многие из них скромны и по своим художественным качествам и по связанной с ними памяти. Но в масштабе области или района, города или села каждый из них может и должен занять достойное место. Вокруг каждого нужно развернуть определенную патриотическую работу, вспомнить историю, имена одаренных, но подчас забытых земляков — зодчих и художников. Гуманистические, народные черты искусства прошлого могут явиться основой и для разумной научно-атеистической пропаганды. В каждом городе много людей знают и любят свою старину, но это уважение к художественным ценностям прошлого не стало достоянием всех, еще не превратилось в активную воспитательную силу. Только незнанием можно объяснить бессмысленную порчу памятников, ретивость иных хозяйственников, слишком уж бесцеремонно использующих исторически ценные здания под разные нужды. Знание — лучшая защита памятника старины, и нести это знание в массы — дело каждого культурного человека. Проведенная в школе беседа о местных достопримечательностях и связанных с ними событиях или субботники по ремонту памятника — сколько интересного и полезного можно сделать на основе такой работы! Суровое и мужественное впечатление, которое постепенно формируется вблизи Борисоглебского монастыря-крепости, сохраняется надолго. Оно не исчезает и тогда, когда, вернувшись в Ростов, снова подвергаюсь блистательной и бурной атаке красот и прелестей церковного замка. Наоборот, в воспоминаниях отчетливее выступают гордая неприступность стен Борисоглебска, изысканность убора, низко надвинутые богатырские шлемы граненых башен.