/ Главная / Города России / Изборск

Старая ель умирала долго... Много лет назад на холме в Тригорском парке шел бой. Немцы ворвались сюда на тринадцатый день войны. Пули и осколки секли протянутые к июльскому солнцу ветви лип. В татьяниной аллее падали русские солдаты, закрывая телом землю Родины. В этом бою была тяжело изранена пушкинская любимица—знаменитая «ель-шатер», под которой любила встречаться тригорская молодежь. Рваные раны не заживали. Слабели корни, могучее дерево клонилось, осыпая желтеющие иглы. Но ель упорно боролась за жизнь, она знала, что хранит крупицу драгоценной памяти, дарит людям прикосновение поэта.

Все кончилось в мае 1965 года. В старых корнях посадили молоденькое деревцо — прозрачную зелененькую елочку. Через столетие она станет огромной, тенистой и будет рассказывать уже другим поколениям предания былого. Можно сколько угодно говорить о патриотизме, но ты почувствуешь его суть, только став на грань необратимой потери. Нам, русским, издавна приходилось защищать свою землю, все то, чем дорожит человек, от посягательств многих недругов. Каждая пядь приграничных земель России щедро полита кровью ее сынов. И поэтому руины древних крепостей смотрятся здесь памятниками народной славы. Невдалеке от Тригорского, у дороги, по которой обычно ездил Пушкин из Михайловского, поднимается холм городища Воронич. Здесь некогда стоял город, посреди которого возвышалась мощная крепость. Это было одно из средневековых укреплений, прикрывавших с запада русские земли. Крепость Воронич не раз выдерживала вражескую осаду, и только Стефану Баторию удалось сломить сопротивление ворончан. Непокорный городок был разрушен и выжжен дотла, а земля на его месте перекопана и перемешана с солью — чтоб пятьдесят лет не росло здесь ни былинки! Героические образы прошлого, несомненно, вставали перед Пушкиным в этих славных местах. Особенно, когда он работал над «Борисом Годуновым». Не случайно поэт на рукописном заглавии трагедии пометил: «Писано бысть Алексашкою Пушкиным, в лето 7333 на городище Ворониче». Издревле весь северо-западный край России находился под постоянной угрозой нападения. Это определило и характер быта местных городов, более похожих на военные поселения и их крепостной, богатырский облик.

Ближе всех к границе с Лифляндией, проходившей по реке Пивже, передовым заслоном стал город Печоры. В 1965 году ему исполнилось четыреста лет. Город разросся из посада, что был населен стрельцами под стенами древнего Псково-Печорского монастыря. Возникновение монастыря относится приблизительно к середине четырнадцатого века и овеяно легендой. Будто бы охотники, однажды устроив ночлег на крутом берегу ручья Каменец, услышали вдруг чудесное пение, исходящее из-под земли. Поиски ничего не обнаружили, но за этой дубовой рощей утвердилась слава святого места. И только годы спустя под корнями случайно рухнувшего гигантского дуба открылась пещера, в которой жили старцы-отшельники. Как указывается в описании Псково-Печорского первоклассного монастыря, чтобы не было никаких сомнений в нерукотворном происхождении пещеры, над ней уже тогда красовалась надпись: «Богом зданная пещера». Первый игумен печорского монастыря Иона Шестник (или Пришелец) бежал сюда от притеснения немцев. Он собрал небольшую братию и перенес в пещеру останки одного из пустынножителей — монаха Марка. Однако новый монастырь прозябал в бедности и был возвеличен и поднят лишь Государевым дьяком во Пскове при великокняжеских наместниках Мисюрем, или Михаилом Григорьевичем Мунехиным.

Изборск

Однако Иван Грозный, опасаясь подвоха, продолжал не доверять Корнилию, который, как он знал, был против опричнины и тайно писал историю своего времени, «изображая в ней бедствия для отечества от мятежа, разделения Царства и гибели народа от гнева Иоана...» В Печорском монастыре нашел пристанище перекинувшийся к врагу князь Курбский, обласканный братией, Корнилием и его учеником Вассианом. Грозный царь был скор на расправу. Он направился в Печорский монастырь. И когда игумен вместе со всей братией, неся святыни, вышел навстречу московскому царю, тот вместо приветствия собственноручно отсек ему голову. Но тут же раскаявшись, поднял обезглавленное тело и самолично отнес его в монастырь. Потому и называется по сю пору дорога, идущая от Святых ворот, «Кровавым путем». Так или не так (по другим источникам, Корнилий был казнен повелением царя во Пскове вместе со старцем Вассианом и монастырским зодчим Павлом Заболотным, виноватым будто бы только в том, что построил неприступную крепость), но со всей решительностью, свойственной московскому царю, возможная крамола была пресечена.
А церковь, как всегда, постаралась замять неловкость, происшедшую между ней и верховной властью. Во Псково-Печорском синодике не без юмора, «скромными и скрытными» словами описано публичное убийство Корнилия: дескать сей раб божий «от тленнаго сего жития земным Царем предпослан к небесному Царю в вечное жилище...»

Так закончил свой бренный путь преподобный Корнилий, а крепость, возведенная его старанием, начала свою полуторастолетнюю боевую службу. За сто сорок лет она выдержала восемьсот вражеских приступов и нападений и за все это время лишь на одни сутки была сдана шведам. Крепость построена вокруг монастыря и это определило своеобразие ее местоположения. Подъезжая к Печорам, я еще издали пытаюсь отыскать взглядом на холмах, поросших сосновыми лесами, признаки укрепления, но ничего не вижу. Монастырь построен в глубоком лесном овраге, по которому протекает ручей Каменец так, что издали не видно зданий, а словно прямо на земле, где-нибудь на поляне стоят купола, слегка поднимаясь над верхушками деревьев. Крепостные стены протянуты по склонам оврага и, пересекая его, резко опускаются на довольно значительную глубину. Это беспримерно в крепостном зодчестве, предпочитающем обычно возвышенные места. Когда стоишь у верхнего устья оврага, крепостная стена напоминает римскую пятерку — «V», опущенную нижним углом в заросший чернолесьем глубокий овраг. Здесь в стене проделано устье, закрытое железной решеткой, сквозь которую в крепость втекает ручей. Над решеткой поднимается самая высокая двадцатипятиметровая крытая шатром башня. По верхним углам треугольника стоят Тайловская башня с тремя ярусами бойниц и Тарарыгинская, или, как называли ее встарь, Зачудотворная башня. Вид стен и башен необычен и удивительно живописен.

Монастырь

Самый тяжелый штурм Печорская крепость выдержала в конце шестнадцатого века, когда на Россию пошел король Стефан Баторий во главе большого войска. Оставшаяся в тылу вражеской армии крепость не прекращала активных действий. На реке Печковке был захвачен вражеский обоз и побито несколько сот ландскнехтов. Тогда король решил взять Печоры и стереть крепость с лица земли.

Атака началась с трех сторон и всюду была отбита. На стенах стояли все, способные носить оружие. Даже женщины и дети подносили защитникам кипяток и камни, чтоб обрушивать их на головы врагов. Кончились порох и стрелы, кончились камни и топливо для костров — это воодушевило идущих на приступ. Надвигалась непроглядная ноябрьская ночная темь. И тогда с гребня уже умолкнувших стен поднялась и обрушилась вниз огненная волна.

Языки пламени вздымались до неба, искры выжигали глаза, ослепляя солдат. Было страшно и непонятно. Началась паника, и устрашенный враг отступил. Новым, столь эффективным оружием оказалось политое смолой и подожженное сено. Так находчивость и на этот раз спасла осажденных, а за Печорской крепостью укрепилась слава непобедимой. Козьма Ляпунов свидетельствует мнение турок, что если бы даже цари всей земли собрались, то и они не смогли бы взять этой твердыни.
После неудачного штурма, боясь срама, великий гетман Замойский решил покончить дело миром и послал в дар монастырю икону, написанную на стекле, а при ней увещевательную грамоту. Однако не помогли ни подарки, ни льстивые слова. С высоты крепостных стен схимник Петр- муфий крикнул проклятие в лицо врагу, и тут же был открыт огонь.

Печорская крепость была хорошо вооружена. Ее защищали жившие на посаде несколько сот стрельцов, а по описи 1682 года за ней значилось разных огнестрельных орудий — 428 и к ним имелось 196 пудов 22 гривенки с полугривенкою; да ядер 2265 пудов. К пищалям — железных ядер и свинцовой дроби 5 пудов 20 гривенок, 18 корыт кусков невешанных свинца; да карабинов 29. Ремней — 11, крюков —11, сайдаков — 11, колчанов — 15, налучников — 10. По городу на цепях подъемных багров — 4; да подъемных канатов два.

Петр I окружил крепость рвом и валами, выгоняя на земляные работы отлынивавших монахов. Царь собственноручно раздавал святым отцам кирки, говоря, что берет на себя, как помазанник божий, отправление всех душеспасительных молитв.

Когда граница отодвинулась от этих мест, упало и боевое значение крепости. Теперь она обрамляет монастырь, где тлеет своеобразная и труднопонятная современному человеку жизнь. Псково-Печорский мужской монастырь принадлежит к числу самых прославленных, благоустроенных и богатых обителей. Здесь нашли пристанище семьдесят монахов различного чина и какое-то количество послушников. Срок послушания длится от двух до пятнадцати лет. Вхожу в монастырь и словно попадаю в отчужденный, особенный мир. Сплошным каре выстроились церкви, ризницы разновременной постройки, братский корпус, трапезная. Строения отделяют засаженный цветами двор, куда допускаются всяческие мирские люди, в том числе и жаждущие экзотики экскурсанты, от Святой горы, доступной лишь жителям монастыря. Именно там растут еще древние дубы, под которыми некогда открылись «богом данные» пещеры. Нужно сказать, что монастырь очень красив и живописен. Недаром он служил предметом восхищения для многих художников и поэтов, в том числе Николая Рериха и Игоря Северянина. Странно стоять посреди двора между «святым источником», рачительно прикрытым санинспекцией, и глубоким колодцем с вкуснейшей артезианской водой и смотреть, как послушная дребезжащему колокольчику, торопится в трапезную монашеская братия. Кто идет степенно, кто размашисто и деловито, а один монах, медленно проходя мимо цветущей куртины, берет в ладони гроздь белоснежных флоксов и подносит их к лицу. Я давно не видел такого откровенно чувственного наслаждения ароматом. Позже мне снова встречается этот, как говорят, новый в обители монах, он несет в руках полосатый арбуз. Подбросив арбуз кверху и ловко поймав его, он восклицает, обращаясь то ли к своим, то ли рассчитывая на обостренный слух экскурсантов: «Динамо!»

Печоры

Рядом с храмом в той же горе вырыты пещеры. Они представляют семь довольно длинных улиц, общей протяженностью более двухсот метров. Коридоры примерно два на два метра, так что идти и разминуться в них можно вполне свободно. Под землей прохладно, воздух удивительно свеж и чист, хотя в катакомбах захоронено около десяти тысяч человек. Тела здесь мумифицируются, превращаясь в мощи. Захоронения производились и в обособленных углублениях и в общих могилах, куда на протяжении многих лет составляют гробы, пока их не наберется пятьсот. Раньше каждый монах монастыря еще при жизни отрывал себе могилу. Рыть нужно было без всяких инструментов— голыми руками. Даже у аббата Фариа и будущего графа Монте-Кристо положение было куда более выгодное. Зернистый, окаменевший известняк тверже гранита и сделать в нем хотя бы щербинку — нелегкое дело. Ныне, в век пневматических отбойных молотков, соблазненная удобствами жизни братия отказалась обрывать ногти. Упорствуют и роют только два монаха: один — глубокий старик, другой — еще совсем юноша. А вот другое. Я видел умирающую русскую бабу, темную, верующую старуху. Зная, что ей остались считанные минуты жизни, она думала не о себе, не об уготованном и вымоленном блаженстве, выстраданном всей тяжкой жизнью, а о тех, кто остается. И мысли ее были земные. На смертном одре женщина продолжала заботиться о том мирском и, казалось бы, незначительном, что было важно и для нее и для ее близких. Она твердила, чтобы осенью починили забор и утром не забыли напоить теплым молоком теленка. А потом вспомнила, что в печке стоят щи, и озаботилась тем, чтоб они не перестоялись. Даже уходя, она была целиком здесь, в жизни, с людьми, была добра к ним, внимательна и заботлива.

Мне кажется, что наша антирелигиозная пропаганда напрасно боится широких посещений подобных архаических заповедников. Встреча с неприкрытой фальшью монастырского жития срывает с него ореол загадочной поэтичности и романтики и непременно пробуждает чувство недоверия и брезгливости у всякого мало-мальски здравомыслящего человека. А пара сотен обиженных богом старушонок — «мироносных дев» и кликуш — не заслуживают того, чтобы устраивать вокруг воинственный атеистический ажиотаж.

Со дна оврага долго поднимаюсь по лестнице к Михайловскому собору и, да простится мне, с наслаждением шагаю по ступенькам, словно бы с каждым движением уходя из разукрашенной цветами могилы. Там, кажется, все угнетено ожиданием смерти: и схимники, и юноши в рясах, которым предстоит рыть себе яму в пещере, и катакомбы, и ждущая смерти девяностолетняя княгиня Обухова, вернувшаяся из эмиграции, чтобы умереть на родной земле. Даже некрасивый Михайловский собор, на стенах которого начертаны имена воинов, павших в борьбе против Наполеона, кажется свидетельством людской активности и непокорности злу. А там в овраге, откуда плывет басовитый колокольный рокот и вырастают пестрые маковки церквей, глохнет затянутый зеленой мглой омут, поглотивший сотни и сотни бесцельно, без радости и любви, без пользы и смысла прожитых жизней. Скорей отсюда!

Вся Псковщина засеяна льном. Весной здесь разливаются голубые моря цветущих полей. А осенью солнце, пробегая по желто-зеленым волнам, высвечивает их янтарную глубину. Кое- где уже начали косить. В землю рядком воткнуты молодые сосенки с ветками, обрубленными так, чтобы остались длинные сучки. На эту «вешалку» положат привявшие пряди льна, и будут темнеть в полях длинные и узкие скирды. А среди жнивья станут еще видней красные валуны, похожие на круглые пушечные ядра, которых и без того достаточно раскидано на древних городищах.

Эти места отмечены особенной поэтичностью. И если бы так не было заношено это понятие - былинностью. Когда, быстро пройдя старое кладбище, мимо белой церкви Николы, вдруг оказываюсь на Труворовом Городище, ощущение такое, будто взбежал на высоко вздыбленный нос огромного корабля. Стою над крутым, почти обрывистым пятидесятиметровым склоном, и кажется, что действительно плыву над полосатыми полями, над поймой реки, мимо пологих холмов, уставленных по вершинам синими стенами далекого леса.

Здесь, на этой высоте, по преданию, основал город младший брат Рюрика — варяжский князь Трувор. Указывают даже место у подножья холма, где будто бы причалили некогда ладьи северных пришельцев. Так или не так, но город здесь стоял издавна и звался он Изборск. Одна из версий происхождения этого названия — от слова «сбор». Возле этой крепкой приграничной крепости собиралась русская рать, готовя поход против немцев.

Русское крепостное зодчество имеет свою вековую традицию. Принципы его складывались долго. Издавна славяне, поселяясь на новом месте, выбирали «твердости самородные»—места, самой природой огражденные от внезапного нападения: либо непроходимую чащобу леса, либо холм, окруженный болотами, либо остров, омытый со всех сторон быстрым течением рек. Различаются два традиционных типа древних укреплений — «островной» и «мысовой». В первом случае крепость, подобно острову, окружена естественными преградами и равным образом недоступна со всех сторон. Во втором — укрепление размещается на мысу, образованном чаще всего слиянием рек или сошедшимися под острым углом глубокими оврагами. Мысовое укрепление в плане представляет треугольник, две стороны которого прикрыты естественными преградами, а третья — «напольная» защищается искусственным рвом, валом и стеной с усиленными башнями. Отсюда с поля чаще всего атаковал, шел на приступ враг, потому эта часть стены получила название «приступной».

Труворово Городище старого Изборска и представляет собой характерный пример «мысового укрепления». Город был силен и богат. Он стоял на реке Смолке, по которой можно было попасть в Мальское озеро, а затем по реке Бдёхе плыть в Псковское озеро и по нему в Чудскую землю. И было время, когда Изборск считался центром края, превосходя по значению Псков. С начала тринадцатого века Изборск противостоял врагу, посягавшему на Русь с северо- запада. Тот век был трагичен и тяжек для Руси. На юго-восточные земли хлынули полчища татаро-монголов, истребляя все на своем пути. Пал Владимир. Шведы нацеливались с севера на Новгород, лишенный поддержки северо-восточной Руси. Завоевывая Прибалтику, немецкие рыцари захватили исконный русский город Юрьев и вплотную подошли к нашим границам с запада. Готовя агрессию, меченосцы в 1237 году объединились с братьями Тевтонского ордена и стали называться ливонскими рыцарями. Спустя три года, в то самое время, когда татары захватили Киев, ливонцы, презрев мир со Псковом, двинулись на Изборск. Битва под Изборском явилась фактически началом великого сражения Руси против немцев, которое победно закончилось Ледовым побоищем.

Строительство большой каменной крепости в Изборске относится к началу следующего, четырнадцатого века. Укрепление на Труворовом Городище с развитием города оказалось мало. Новую крепость порешили строить на Жеравьей горе, метрах в трехстах от старого места. К Жеравьей горе можно пройти и поверху, но интересней спуститься в долину — снизу величественней выглядят стены Изборска.

У подножья горы с сильным шумом бьют Славянские ключи, до краев наливая голубое озеро. Сильные струи воды пробили и раскрошили камень, они кристально чисты и прохладны. Существует поверье, что если пятнадцать раз испить из Славянских ключей, сбегая для этого с вершины горы и всякий раз поднимаясь по крутизне обратно, то помолодеешь ровно на пятнадцать лет. Вполне возможно — уж больно ощутим моцион.

К подножью стен иду долго по заросшей кустами ольшаника тропинке, пока не выхожу на открытое плато. Отсюда с угла можно охватить взглядом все северное прясло стен Изборской крепости. Здесь, пожалуй, они наиболее выразительны. С этой стороны Жеравья гора обнажает свое скалистое основание, прямо на котором без всякого фундамента стоят крепостные стены. Склоны искусственно углубленного обрыва не гладкие, повсюду торчат острые углы серой плиты, и это придает укреплению подчеркнуто напряженный, ощетинившийся вид. Стены Изборска следуют за всеми неровностями местности, они опускаются в ложбины и взбегают на взгорки, сливаясь с ландшафтом. На вершине Жеравьей горы, которая, как и Труворово Городище, мысом выступает вперед, стоит самая древняя башня Луковка. Первоначально она была единственной в крепости, к ней примыкали стены. Новый обвод обошел башню снаружи и она оказалась внутри крепости. Рядом с Луковкой был вылаз — тайный ход. В этом месте изнутри в толще стены было сделано углубление, которое снаружи закладывали одним рядом камня. При надобности тонкую кладку разрушали и открывался проход, неизвестный противнику. Вылаз был устроен в самой недоступной части крепости, над обрывом. Тут можно было незаметно выскользнуть за стены, спуститься с горы к болотистой речной пойме и, скрываясь в лесах, добежать до Пскова. Одним из самых страшных бедствий во время осады была нехватка воды. От этой напасти страдал и Изборск, пока не был сделан потайной ход к колодцу. Тайник начинался возле Колокольной башни, что стоит неподалеку от церкви святого Николы. Сейчас, после недавних раскопок, хорошо видно его устье со многими ступенями, ведущими вглубь. В склоне горы была вырыта траншея, перекрытая затем сводом из известняковой плиты и засыпанная толстым слоем земли. Снаружи подземный ход был совершенно незаметен, а вел он к спасительному колодцу, из которого осажденные брали воду. В крепостных стенах два входа — на южной и на северной сторонах. Ворота в укреплениях — самое уязвимое место. Их легче всего разбить камнеметными машинами и протаранить. Поэтому они особенно укреплялись и находились либо внутри боевой башни, либо фланкировались башнями. Но была и еще одна, пожалуй, наиболее остроумная и эффективная система защиты, известная, впрочем, с глубокой древности. Ворота в этом случае устраивались так, чтобы прежде чем вплотную приблизиться к ним, идущий на штурм враг должен был пробиться в узкое, стиснутое со всех сторон стенами пространство. Такое прикрытие называлось «захабом». Мы помним в Печорском монастыре ловушку, устроенную между Петровскими и Святыми воротами. Пробившись через первые, наступающие попадали в маленький дворик, в котором их было легче перебить. Подходы к Изборской крепости устроены иначе, еще хитрее. Для того чтобы подойти к южным Никольским или северным Талавским воротам, нужно было и в том и другом случае миновать фланкирующую башню, а затем проделать довольно длинный путь по узкому проходу между внутренней и внешней стеной. В этом коридоре врагов могло одновременно поместиться немного, по нему невозможно протащить осадные машины, а для находившихся на стенах башен защитников крепости атакующие представляли превосходную мишень.

С напольной стороны, чуть выгнутой навстречу врагу, высились главные башни Изборска: по краям приступной стены стояли Темнушка и квадратная Талавская башня, а центр был укреплен Рябиновкой и Вышкой. Отсюда стена и плотно сдвинутые башни являют собой удивительно внушительное зрелище. Именно зрелище! Искусный зодчий, возводивший крепость, рассчитывал, несомненно, не только ее оборонную мощь, но принимал во внимание и то грозное и могучее впечатление, которое она должна была производить на врагов. Мужественная красота серых стен и башен служила делу. По нынешней военной терминологии это был высокоценимый моральный фактор, служивший для деморализации противника. Крепость казалась неуязвимой, но защитники ее не были склонны к пассивной обороне. При всяком подходящем случае они переходили в наступление. Для этого сбоку передовой башни Вышки был проделан тайный ход, через который неожиданно выходили русские воины и сшибались в открытом поле с немцами. Это место до сих пор отмечено огромным гранитным валуном, называемым в народе «Шибалица». Славный Изборск даже на ожесточившихся и надменных недругов производил сильное впечатление. Средневековый поэт Петер Зухенвирт, побывавший в Англии, Франции, Швейцарии и в 1349 году очутившийся под стенами Изборска, называет его в своих стихах «Железным городом прекрасным». Интересно, что в этом поэтическом определении одновременно подчеркнуты и сила и красота русской крепости. Изборск неодолимой преградой стоял на пути к Пскову, своему старшему брату. Изборяне не раз мечом выручали псковичей. И враги, веками рвавшиеся с запада в глубь России, боялись оставлять в своем тылу Железный город, а взять его было не под силу ни штурмом, ни измором.