Село Красное. Церковь XVII—XVIII вв.
/ Главная / Города России / Гороховец
РОВЕСНИК МОСКВЫ. Снова бесконечная лента шоссе, увлекающая в неизвестную даль, манящая неожиданными встречами с далеким прошлым и сегодняшним днем. Убаюкивающее шуршание колес и приглушенный рокот мотора, машина почти бесшумно скатывается с пологого увала и, недовольно ворча, взбирается на следующий. Синие тени от облаков, как бы соревнуясь с автомобилями, бегут по золотым коврам полей, задерживаются, цепляясь за группы деревьев, а затем исчезают в зеленых массивах бескрайних лесов. Позади триста километров пути. Опять открываются голубые просторы клязьминской поймы. Дорога, покинувшая после Владимира свою верную спутницу Клязьму, снова бежит недалеко от реки, но теперь уже по правому берегу. Вдоль шоссе вытянулись в один ряд избы. Шеренга островерхих тесовых кровель и покатых железных крыш выстроилась с небольшими промежутками почти на протяжении всего пути до Гороховца. Этот почетный караул сменялся из века в век, приветствуя путников, направлявшихся из древнего Ярополча в Нижний Новгород. Ряды «старой гвардии» сильно поредели. Только изредка мелькают побелевшие от времени срубы изб, объединенных с крытыми дворами, и приземистые, вросшие в землю каменные амбары. Пробегающая мимо линия застройки прерывается точками колодцев. Огромные, около трех метров в диаметре, колеса для подъема воды резко контрастируют с тонкими шестами антенн и сталкивают разные эпохи, объединяют ушедшее вчера и наступающее завтра.
Гороховец — ровесник Москвы. Он также возник в качестве опорного пункта древних Ростово-Суздальских земель, но Москва предназначалась для защиты юго-западных границ, а Гороховец — юго-восточных. Предполагают, что первоначально «град Гороховец» был основан на месте деревни «Городищи», часть которой входила в состав бывшего колхоза «Коммунар». В страшные годы нашествия татаро-монгольских орд на Русь, во время похода на Мордовскую землю и клязьминские городки, Гороховец был сожжен. Эпически бесстрастно летописец повествует: «В лето 6747 (1239 г.) на зиму взяша татарове Мордовскую землю, и Муром пожгоша, и по Клязьме воеваша, и град святой Богородицы Гороховец пожгоша».
Гороховец, как предполагают, был пожалован владимирскому Успенскому собору князем Андреем Боголюбским и был вотчиной собора, что нашло отражение в его титуле — городе Святой Богородицы.
Надолго исчезает название города со страниц русских летописей. Но затерявшийся среди дремучих лесов городок не погиб. В конце XIV—начале XV века при князе Василии I Гороховец входит в состав Московского княжества. Снова его имя появляется в исторических документах. Правда, маленький пограничный городок мало привлекал внимание летописцев. Его история не изобиловала событиями общегосударственного значения. А поэтому основные письменные сведения о городе — это грамоты, царские указы и переписи. Бюрократические материалы русского самодержавия свидетельствуют, что гороховчане привлекались в 1618 году для борьбы с поляками и литовцами, а в 1632 и 1633 годах были на государевой службе под Смоленском.
В XVII веке трижды составляются описи города, дающие довольно ясное представление о древнем Гороховце. В это время «город» — в древнерусском смысле этого слова, то есть его основная укрепленная часть, — находится на возвышенном плато, окруженном оврагами. Сейчас на этом месте, завершая естественный абрис крутых склонов, белеют постройки Никольского монастыря. Город занимал небольшую территорию, периметр его валов составлял, согласно описи 1646 года, всего 242 сажени, то есть немногим больше полукилометра. Внизу «под городом» у реки Клязьмы «по берегу был острог». Стена из острых бревен, вкопанных вертикально, укреплялась рублеными башнями. Ее протяженность достигала более двух километров. Площадь острога занимала участок от судоремонтного завода до «Большого ручья», возле современного моста, и по Ленинской улице примерно до нового кинотеатра. В остроге на том же месте, что и сейчас, стояла «соборная церковь Благовещения», но тогда она была деревянной, как и весь город, и завершалась рубленым шатром с традиционной маковкой. Недалеко от нее возвышался еще один деревянный шатровый храм Воскресения Христова.
В 1646 году на «воеводском дворе» жил тиун, выполнявший функции наместника. На берегу реки Клязьмы, основной торговой артели, возвышалась таможня, в которой «откупщики» собирали «мыт и перевоз». Была в городе и своя «винокурня», а также, конечно, неизменный «двор кабатцкий». Эти незамысловатые учреждения русского самодержавия тонули среди массы дворов: церковных, тяглых, торговых, ремесленных и «работных людей». Добротные избы и прохудившиеся "пристенышки", спесивые амбары и скромные сараи, узорные ворота и покосившиеся заплоты лепились по береговому склону под защитой гороховецкого детинца.
Планировочная структура города мало менялась в последующее время, о чем говорит скрупулезная «перепись» 1678 года и более поздние документы. К посадским церквам добавляются два «теплых» храма, а также девичий монастырь. Возникает и мужская обитель — напротив города, «за рекою Клязьмою», на изумрудных просторах ее левого берега. Постройки Знаменского монастыря прекрасно видны и сейчас из окон гостиницы, выходящих на реку.
Казенные здания остаются те же. В описи опять фигурируют: съезжая изба — «хоромы двойня с сенями и с крыльцом» — воеводский двор, на котором живет тиун— Иван Денисов; таможня, винокурня. Однако «двор кабатцкий» именуется теперь «государев кружечный двор». Всего в Гороховце в 1678 году насчитывался 231 двор, а «людей в них восемьсот один человек» мужского пола.
На стыке «старого» и «нового» времени Гороховец переживает кратковременный расцвет. Именно второй половине XVII—началу XVIII века город обязан своим ярким архитектурным лицом. Как в сказке, деревянные храмы заменяются каменными, на посаде среди обычной обывательской застройки вырастают кирпичные палаты «именитых торговых людей».
Но за сказочными преобразованиями скрывались обычные мирские дела. Доброй феей был «Новоторговый устав» 1667 года, в котором указывалось, что «прибыльные торги считаются между первыми государственными делами». Международное торжище — знаменитая Макарьевская ярмарка, — шумевшая и богохульствовавшая под стенами Желтоводского монастыря, недалеко от Нижнего Новгорода, служила источником дохода и для гороховецких купцов. Недаром в Благовещенском соборе был специальный придел святого Макария.
Под перезвон колоколов и золота развивается кожевенное производство, наполняются бочки «ластойным вином с анисом», ведется доходный «отъезжий торг»... А с тысячных барышей делаются богатые вклады в монастыри и строятся храмы «во искупление грехов великих».
Открытие в 1875 году железной дороги Москва — Нижний Новгород, минувшей Гороховец, и сокращение торговых перевозок по реке Клязьме еще более затормозило развитие города. Так и дожил древний «град» в полудреме провинциальной жизни до Октябрьской революции. В июле 1917 года расквартированный в Гороховце 358-й пехотный полк отказался выехать на фронт, а в грозовые дни Октября восстание гороховчан, возглавленное Кузьмой Андреевичем Киселевым, установило в городе Советскую власть.
Пятьдесят лет социалистического строя изменили Гороховец больше, чем несколько столетий его дореволюционного существования. Город стал центром Гороховецкого района Владимирской области. В нем получила развитие судостроительная промышленность, построен завод подъемно-транспортного оборудования, создана областная школа животноводов. Особенно помолодел город в последние сорок лет. В его восточной части выросли новые жилые кварталы. На вершине Пужаловой горы, красивейшем месте Гороховца, раскинулся городской сад. Среди вековых сосен была устроена танцплощадка. Хвойный воздух омывал постройки пионерского лагеря. О замечательном гороховецком воздухе писал еще в 1874 году безвестный составитель топографического описания Владимирской губернии: «Воздух по причине малого зноя нарочито здоров и к житию способен».
С Пужаловой горой у местных старожилов связана легенда, которая переносит нас в далекие времена татарских набегов. По преданию, одному из отрядов казанских татар, обложивших Гороховец и собиравшихся его разграбить, явилось видение. Образ гигантского воина возник в закатные часы на горе недалеко от укреплений Гороховца. Этот воин грозно двигался на вражеский лагерь. Решив, что это дурное предзнаменование, испуганные татары наутро отошли от города. С того времени якобы гора и получила наименование Пужаловой.
В ГОРОХОВЦЕ МЕСТО ГОРОДОВОЕ НА ГОРЕ. Знакомство с прошлым Гороховца лучше всего начать с его древнейшей части — «городового места». Оставим справа колокольню Благовещенского собора, напротив которой когда-то стоял Гороховский магистрат, и, минуя школу, направимся к виднеющемуся на горе Никольскому монастырю. Старая улочка с деревянными мостками, покосившимися домиками, с одной стороны, и вековыми деревьями, с другой, невольно переносит нас к прошлому города. Живописно подымающаяся по склону, среди зелени, утоптанная веками дорога приводит к крутой деревянной лестнице. Подымаясь по косым ступеням, с проросшими кустиками травы, начинаешь понимать, что 150 метров над уровнем реки — это не так мало.
Выбор места для городских укреплений был сделан умело. Крутые склоны, ниспадающие к реке, были серьезным препятствием для врага. Взобраться на них под градом стрел и камней, сбрасываемых защитниками города, было почти невозможно.
Сверху городок особенно живописен, красные и светлые кровли чередуются с пятнами зелени, вертикали колоколен прорезают застройку, создавая запоминающийся, своеобразный силуэт. Особенно красиво на горе вечером, когда теплые, ласкающие лучи солнца оживляют все краски, щедро разбрызгивая золото а пурпур.
ОБИТЕЛЬ НИКОЛЫ ЧУДОТВОРЦА, СТРОЕННАЯ МИРОМ. Продолжим осмотр достопримечательностей Гороховца. Вернемся назад и пройдем под несуществующей аркой ворот на территорию древнего «града». Справа, где сейчас сады и огороды, стояли в старину «осадные дворы», в которые перебирались во время нападения врага зажиточные гороховчане. Слева красовался деревянный Храм ружной Николы Чудотворца и располагались казенные постройки. Затем их сменили монастырские здания. Скупые строки летописей сообщают, что в XVII веке Никольский монастырь выгорел до основания и был возобновлен в 1643 году «усердием местных обывателей».
Святые ворота духовной обители, увенчанные одноглавой Покровокой церковью, выходили на дорогу, разрезавшую город на две части. Надвратная церковь строилась в 1689 году на средства купца Григория Ширяева.
Представим себе арочный проем стоявших когда-то ворот, над которыми теплилась лампада у почерневшего лика «чудотворца Николая», возвышающийся объем церкви с узорными наличниками и наклонившейся маковкой. Ворота намечали главную пространственную ось монастыря.
С западной стороны к Троицко-Никольской церкви примыкает двухэтажная пристройка, соединявшаяся переходом с колокольней. На второй этаж в «нищевик», а оттуда в холодную церковь вело сохранившееся и ныне приземистое крыльцо. Его грузные столбы, изукрашенные ширинками, устойчивые широкие арки хорошо сочетаются с монументальной массой храма. Крыльцо с пристройкой зрительно уравновешивается до предела упрощенным, почти прямоугольным объемом апсид, а выступу крыльца отвечает выдвинутая на север колокольня. Однако такое устойчивое, взаимоуравновешенное построение в плане нарушается в объемно-пространственной композиции, приобретая живописность и динамическую заостренность. Центричность храма как бы специально противопоставляется мастерами динамически нарастающей композиции, развивающейся по оси юг-север, от ползучих арок крыльца и наклонной кровли, к вертикали колокольни.
Колокольня, построенная одновременно с храмом в 1681 году, имеет характерную для Гороховца форму. На невысоком квадратном в плане основании возвышается восьмиугольный объем звонницы, завершающийся каменным шатром со «слухами». Формы колокольни, несомненно, восходят к деревянным прототипам, к постройкам, которые люди Древней Руси метко назвали «восьмерик на четверике». Надо полагать, что деревянные предки этой колокольни возвышались в древности среди обывательской застройки града Гороховца. Об этом свидетельствует перепись 1678 года, которая отмечает, что на посаде рядом с теплой церковью Богородицы стояла «колокольня рублена в замок на осмь углов».
Надо отдать справедливость, что гороховецкие каменных дел мастера создали очень тектоническую структуру колокольни. Столпообразное сооружение поставлено на своего рода постамент, придающий всей композиции особую устойчивость. Почти глухие плоскости основной восьмиугольной части заканчиваются большими арочными проемами. Стена зрительно облегчается кверху, переходя в грани шатра, сходящиеся к одной точке, и языком архитектуры рассказывает о работе конструкции, о больших напряжениях в нижних частях и меньших в верхней.
Обратим внимание на некоторое несоответствие куполов Троицко-Никольской церкви тяжелой нерасчленен ной массе храма. Освященное веками пятиглавие, которого требуют «духовные пастыри», в XVII веке выглядит немасштабным. Особенно игрушечными кажутся четыре угловых стройных барабана. Они выполняют только символическую роль. Их глухие объемы стоят просто на своде и изнутри были даже не видны. Только центральный барабан имел световые проемы и был раскрыт в пространство храма.
От внутреннего убранства церкви ничего не сохранилось. Вместо посредственных икон, в основном XVIII века, с мертвыми ликами святых, в соборе хранили кинопленки с тысячами образов живых людей, людей, воскресающих ежевечерне на экранах кинотеатров.
Вдоль северной стены монастыря вытянулись жилые здания. Фронт этих безликих построек прерывается приветливо выдвинутым навстречу посетителю своеобразным крыльцом. Три столетия тому назад оно вело в трапезную, где монахи справляли свои далеко не аскетические пиршества. Крыльцо имеет ярко выраженный светский характер и обладает выразительной формой, которая когда-то дополнялась более живописным абрисом кровли. В наивных кувшинообразных формах поддерживающих столбов угадываются их прототипы — деревянные мощные опоры, которым умелая рука «древоделов» придавала затейливую форму. Подобные столбы чудом уцелели на Напорной улице (дом № 4).
Монастырские документы тщательно фиксировали своих «благодетелей», перечисляя их многочисленные вклады и пожертвования, но имена непосредственных создателей архитектурных чудес редко упоминаются на пожелтевших страницах. Как правило, они встречаются в денежных документах, указывающих, что за каменное дело уплачено «подмастерью Евсютке Иванову со товарищи денег двенадцать рублев, 6 алтын и дадено запасу 30 четей муки ржаной, 3 чети крупы овсяной, 2 чети гороху да 20 пуд мяса свинова». А что делал мастер? Откуда он? Кто его «сотоварищи», вложившие все свои знания, талант в постройку? На эти вопросы нет ответов в скаредных записях монастырских ключников.
Церковь Иоанна Лествичника строилась в годы северной войны со шведами. Петр I резко поворачивал Русь на дорогу технического прогресса, ломал вековые традиции, совершенствовал государственное и военное дело, а заодно стриг бороды и обрезал длинные рукава опашней. Но эпоха петровских преобразований мало отразилась на архитектуре гороховецкой церкви. Новшества западноевропейского зодчества медленно проникали в далекие уголки России. Мастера каменных дел еще не освоили тектоническую систему «фряжской» архитектуры, однако они с удовольствием применяют понравившиеся детали. Наличники церкви Иоанна Лествичника уже включают колонки с коринфскими капителями и подобие классического трехчастного антаблемента, над которым совершенно неожиданно вырастает сложное декоративное завершение, получившее позднее образное наименование «петушиных гребешков». Церковь лишилась своей единственной главы и обросла сарайчиками, приобретя какой-то домашний, житейский вид.
ПОД ГОРОДОМ, У РЕКИ, ПОСАД С ДОМАМИ КУПЕЧЕСКИМИ. Спускаться в город лучше по дороге, которая идет от современных ворот Никольского монастыря налево и вниз между крутыми склонами, покрытыми вековыми соснами. Краснокорые великаны подступают к самой кромке оврага, бросая прозрачную тень. Кажется, они стремятся прикрыть городок, спрятать его от врагов. Приклязьменские чащобы не раз спасали Гороховец от лихой татарской конницы. Дорога, как бы стекающая плавно вниз, очень красивая и очень давняя. По ней в течение столетий, скрипя колесами, спускались из города на посад возки, колымаги, телеги. Дорога незаметно переходила в улицу, носившую название Большие Гребни. Подъезжая к Воскресенскому храму, мужики истово крестились и с уважением смотрели на гипертрофированные, могучие формы «приходцкой церкви о дву апартаментах». Храм сильно пострадал, но даже обезглавленный, с растесанными оконными проемами и переделанным огромным крыльцом, он производит сильное впечатление. Какой-то могучей силой, былинной мощью веет от его саженных столбов, поддерживающих галерею верхнего, холодного храма. Когда был сооружен этот церковный богатырь, точно неизвестно.
Улочки, сползающие по склонам, приводили горожан на главную торговую площадь, в нее вливалась и Большая улица. Позднее она получила название Благовещенской. Улица была продолжением дороги в Красное село, по которой сегодня въезжают в Гороховец. Сейчас улица дотянулась до шоссе Москва — Нижний. Это главная магистраль города, на ней среди одноэтажных частнособственнических домиков позапрошлого столетия выросли трехэтажные благоустроенные дома, составляющие общественный жилой фонд города. Изменилось и наименование улицы, получившей имя великого Ленина.
Современная асфальтовая площадь с зеленым сквером и автобусной станцией во многом утратила свой былой облик и приобрела новый масштаб. Еще в XVIII веке на территории сквера, разрезая площадь надвое, доживал свои дни воеводский двор. Рядом с Благовещенским собором, величественный силуэт которого замыкает площадь с северо-запада, располагалось здание Гороховского магистрата, начавшее свою историческую жизнь в Петровскую эпоху. Бок о бок с ним стоял каменный «соляной магазин», наискосок от магистрата, под его надзором, пристроился деревянный «питейный дом». Против собора, ограничивая площадь с юго-востока, возвышается колокольня бывшего Сретенского монастыря.
Старое сосуществует с новым: толстенные стены келий и купеческих палат с маленькими оконцами за железными прутьями решеток смыкаются с многоквартирным секционным жилым домом, приветливо раскрывшим широкие оконные проемы навстречу солнцу. Тускло поблескивают металлические тяжелые шторы, прикрывая двери дореволюционной лавки, а рядом сверкает зеркальное стекло витрины, доверчиво показывая полные товаров прилавки. Под облупившимся значком страхового общества «Саламандра» висела пестрая реклама, зовущая гороховчан в клуб на вечер самодеятельности.
Городок сохранил художественные вкусы многих поколений. Паутинка улиц и переулков, окружавшая древнее торжище, зацепилась за овраги и промоины, укрепилась на береговых отрогах Клязьмы и органично слилась с местностью. На живописных, изломанных улочках бывшего посада заметен различный архитектурный почерк. Здесь и простейшие однопалатные посадские дома, своеобразные монументализированные «каменные избы», которые строят средние слои тяглового населения России в самом конце ХVII — начале XVIII века. Здесь и маловыразительные обывательские домики со штампованными, взятыми напрокат из распространенных увражей деталями, и претенциозные особняки с вычурными формами в стиле модерн, и стилизованные бревенчатые хоромы с пряничными орнаментальными мотивами «а ля Рюс». Но эти единичные сооружения тонут в море деревянных домиков, скромных и наивных, обладающих особой привлекательностью. Они пронесли сквозь столетия непритязательные запросы народа, его художественное дарование и накопленную веками мудрость.
Однако наиболее интересны в Гороховце каменные палаты торговых людей «первой статьи», которых в этом городе уцелело около десяти.
ДРЕВНЕРУССКИЙ ПОСАДСКИИ ДОМ, СО ВЕРХАМИ СО ВЫСОКИМИ, СО СЕНЯМИ СО НАРЯДНЫМИ. Местное предание, упоминаемое А. А. Потаповым, связывает известный в искусствоведческой литературе дом Сапожникова с упоминавшимся уже Семеном Никифоровичем Ершовым. Этот уникальный памятник древнерусского каменного жилого зодчества расположен недалеко от Воскресенского храма на Нагорной улице. Его монументальный объем возвышается среди деревянной застройки. Каменные купеческие палаты «на голову» выше обычных двухэтажных обывательских домиков из дерева. вянными постройками, красуясь на зеленовато-синеватом фоне Пужаловой горы и прославляя богатство и силу своих хозяев.
Наиболее ценная казна пряталась в каменные сейфы с железными коваными дверцами. Нередко для этой цели делались и настоящие тайники.
Поэтому рассказ урожденного гороховчанина С. И. Кривозубова о подземном ходе в доме Сапожникова, в который он лазил мальчиком, не кажется романтикой юношеских лет. По словам этого патриота своего города, ход вел в сторону реки, но далеко пробраться по нему уже в конце XIX века было нельзя, так как деревянные плахи подгнили и местами завалились. Подземные ходы были достаточно распространены на Руси еще в XI—XII веках, их устраивали и в детинцах, и в монастырях, и в княжеских хоромах.
На основании целого ряда источников исследователи предполагают, что подземные ходы соединяли городские владения царских родичей и приближенных: бояр Морозовых, Милославских, князей Черкасских и Трубецких с их палатами в Московском Кремле. Много интересного хранят, очевидно, еще и сейчас нераскрытые тайники и подземелья. Хочется верить, что знаменитая библиотека Ивана Грозного, в которой имелись, согласно описи, утерянные для человечества сокровища античной литературы, до сих пор лежит под толстым слоем земли в одной из забытых каменных кладовых. Ведь два человека видели эти книжные сокровища и оставили потомству свои свидетельства — афонский монах Максим Грек и немецкий пастор Иоганн Веттерман.
Но вернемся к дому Ершова—Сапожникова и внимательно всмотримся в архитектурное лицо этого седовласого великана. Сразу бросается в глаза отличие верхнего каменного этажа с простыми прямоугольными обрамлениями из камня. Это — поздняя надстройка, очевидно, первой половины XVIII столетия. Окна и наличники подклета и первого этажа совершенно другие, в толщу оконных проемов замурованы толстые прутья железной решетки, порожденной страхом. Страх тоже участвовал в создании архитектурных форм средневековья. Демонстрация силы всегда была проявлением слабости. История современного оконного проема — это в определенной мере история преодоления опасности.
Понятно, что окошечки делались небольшими. Жизнь диктовала их разумные, для своего времени, размеры. Бытовые функции, житейские потребности определяли и многие другие детали посадского каменного дома, впитавшего вековую мудрость народного жилища. Планировка жилого этажа, расположившегося, как и северная изба, на подклете, повторяет схему обычной жилой ячейки. Это каменная «изба со связью». Посредине расположены сени, конструктивно связывавшие в дереве две клети, с одной стороны их — большая палата, с другой — две поменьше. Вход в сени с красного крыльца. Древнее крыльцо дома Сапожниковых не дошло до наших дней. Его сменила стоящая и поныне пристройка с палатой внизу, лестницей на верхний этаж и светелкой сверху.
В ПАЛАТАХ «ГОСТЯ» ГОРОХОВЕЦКОГО СЕМЕНА ЕРШОВА. Перенесемся мысленно в последние годы XVII века и войдем с гостями во двор именитого гороховчанина Семена сына Ершова, которому, скорее всего, принадлежал в то время дом Сапожникова.
Красное крыльцо играло большую роль в древнерусском этикете. Вековые обычаи звучат в напевных былинных словах: «Со нерва крыльца поклон вели, со другого хлебом-солью встречали, а со третьего вино брагу подносили». Крыльцо составляло красу и гордость хозяина дома. Его рундуки завершались шатровыми верхами, перила украшались «болесами точеными». Не случайно при всей однотипности плановых решений почти не встречается одинаковых крылец. Весь свой талант, свою изобретательность и смекалку вкладывали зодчие в композицию крыльца, выискивали новые, своеобразные формы.
Однако поспешим вслед за гостями, в левую большую палату. Это помещение соответствует горнице деревянного дома. Палата с площадью в 50 квадратных метров служила столовой. В купеческих домах она обычно совмещала функции и крестовой, то есть комнаты, в которой в обычные дни хозяином дома читалась общая для всех домочадцев молитва. Поэтому в левом, против двери, углу были расставлены в богатых ризах «святые и честные образа» и теплились зажженные лампады. Это красный угол — самое почетное место в доме. Вдоль стен красного угла тянулись закрепленные наглухо лавки с незатейливой резьбой по краю — «с опушками», а перед ними стоял вделанный в пол стол. Еще в 1943 году в этой палате были пристенные лавки.
Степенно, с чувством собственного достоинства рассаживаются гости за столом, строго соблюдая свой «чин» и звание. Самый дорогой гость усаживается рядом с хозяином под образами, все остальные занимают места согласно степени родства и положению в иерархической лестнице.
Начинается многочасовое пиршество... Пиры являлись одной из немногих форм общественной жизни Древней Руси, их корни уходят еще во времена общинного быта. В средней купеческой среде женщины пировали часто вместе с мужчинами, но в боярских родах и «бодрствовавших» купеческих семьях женщины никогда не присутствовали на мужской половине при гостях. Они пировали отдельно, в особых покоях. Составитель «Домостроя» строго-настрого наказывает, чтобы даже «питие и еству» носил на женскую половину «один человек сверстной, кому приказано», и добавляет: «а мужеск пол туто, и рано и поздно, отнюдь ни какоже, ни какими делы, не был бы»». Да, по-разному складывалась жизнь русских женщин; кому выпадала доля «домовитой жены» и помощницы, а кому и тяжелая доля высокопоставленной затворницы. Много сложено грустных песен об одинокой, монотонной жизни девушек знатного рода, которые проводили почти все время в своих отдаленных покоях. Безысходная тоска звучит в былинном напеве: «Сидит Афросинья в высоком терему за тридесят замками булатными...».
Колеблющееся пламя свечей, в стоячих «шенданах» и слюдяном фонаре, вырывает из темноты контуры кованых сундуков с нажитым добром и заставляет расцветать сказочные цветы на печных изразцах. Бегающие тени старательно вырисовывают правильный рисунок пересекающихся граней свода. Перекрытие крестовой палаты особенно красиво. В сходящиеся к центру плоскости сомкнутого свода врезаются симметрично распалубки, создавая сложные сочетания криволинейных поверхностей. Ребра сводов, видимо в первой половине XVIII века, были подчеркнуты профилированными тягами, которые, сойдясь в центре, образовали овал. Места примыкания тяг к овалу украшены грубовато выполненными кистями винограда. Так в Петровскую эпоху новое врывалось в древнерусский быт.
По словам А. И. Сапожниковой, крестовая палата в дореволюционные годы еще сохраняла следы покраски. Ее каменный свод, как это часто делалось в боярских хоромах, был расписан под небесный свод с солнцем и звездами.
Воспользуемся случаем, что пир идет горой, и пойдем осматривать другие помещения дома. Напротив крестовой, через сени, разместились две меньшие палаты — это «комнаты» хозяина и хозяйки дома. «Комната», в понимании древнерусских людей, была кабинетом или вообще таким помещением, в котором оставались большую часть дня». Комнаты в доме Сапожникова связаны между собой дверным проемом. В палате домовладыки в углу малозаметная дверка, за ней внутристенный ход в помещения подклета, известный уже нам. Рядом небольшая ниша для стенного шкафа. Очевидно, в нем именитый купец держал важные документы. Обстановка комнаты дополнялась столом и «спалной» скамьей, на которой, подложив под голову окованный железом «подголовник» с казной, можно было поспать часок-другой после «дел праведных».
Основные «докоевые» помещения со спальнями размещались в древнерусских чердаках, деревянной жилой надстройке. Деревянные чердаки с жилыми помещениями возвышались в XVII веке почти над каждым каменным домом. Иногда деревянные пристройки примыкали к белокаменным палатам. Русские люди избегали, особенно зимой, спать в каменных палатах. Это считалось вредным для здоровья. Подробно описывавший свое путешествие по Московии в 1654 году Павел Алеппский отмечает, что «в углу Крестовой палаты (Патриаршего дома в Москвовском Кремле) есть дверь, ведущая к новому деревянному строению с многочисленными кельями, кои идут одна за другой и назначены для зимнего помещения, ибо жители этой страны не любят жить в каменных домах, потому что когда печи в них истоплены, то ударяет в голову и причиняется головная боль». Также и другие многочисленные письменные источники подтверждают, что многовековые бытовые традиции и бесспорные теплотехнические и гигиенические достоинства деревянных построек заставляли русских вплоть до XVIII века предпочитать их в качестве постоянного жилья.
В чердаках с невысокими потолками, часто с «подволокой», обитой сукном добрым, со скоблеными, мытыми пивом бревенчатыми стенами, издававшими особый аромат, с нехитрым домашним скарбом было тепло и уютно.
Каменный объем здания с деревянным верхом завершался высокой тесовой кровлей, напоминающей современную. С той лишь разницей, что кровля снизу имела «полицы» с узорными тесинами, которые дальше отбрасывали воду от стен, а сверху по гребню лежало массивное бревно — охлупень с затейливо обрубленными концами.
Красив и величествен был дом «гостя» гороховецкого Семена Никифоровича Ершова. Каменных дел мастера старались особенно приукрасить вид здания с хорошо обозреваемой части двора — от ворот. Входящему раскрывался вид на палаты под углом, с самой выгодной точки зрения. Обе видимые стены дома имеют богатые наличники, обрамляющие окна парадного этажа. С другой стороны оконные проемы имеют простые обрамления. И это не случайность, а сознательное нарушение векового принципа выделения центра, связанное с учетом одновременного восприятия двух стен здания — восточной и северной. Фронтальный обзор восточной стены был невозможен, так как перед ней стояло каменное хозяйственное здание. Именно поэтому каменодельцы выкладывают ближайшие к углу наличники в доме Ершова одинаковыми и придают им наиболее выразительную форму. Острая линия сходящихся плоскостей стен послужила для них как бы осью симметрии, относительно которой они и строят композицию. Такое глубокое понимание реальных условий обозрения здания говорит о незаурядных способностях зодчего. Мы справедливо восхищаемся художественной продуманностью композиции Афинского Акрополя — вершины античного греческого зодчества. В истории приводят в пример закономерность расположения Парфенона и других сооружений прославленного ансамбля, поставленных из расчета на определенные точки обозрения. Это всячески подчеркивается, ставится в образец, варьируется на все лады во многих статьях и книгах. Но как жаль, что порой так мало обращают внимания на малоизвестные примеры высокого архитектурного мастерства безвестных русских каменодельцев.
Сейчас, когда глядишь на этот двухэтажный, побеленный дом с прямоугольными окнами без наличников, трудно предположить, что это один из первенцев каменного жилого зодчества в городе. За свой долгий век здание претерпело много: оно переходило из рук в руки, в его палатах раздавались пьяные крики посетителей трактира и смиренные речи просителей. Его временные владельцы старались сделать здание современным, они сломали красное крыльцо, разобрали большинство сводов и сбили узорные наличники...
Для того чтобы увидеть подлинное лицо этого древнего здания, надо зайти во двор. В самом углу возле пристройки чудом уцелели два старинных наличника, сохранился и свод в одной из нижних палат.
Сколько эмоций вызывает внезапно обнаруженная деталь старинной части дома, приоткрывающая завесы времени. Исследование памятника архитектуры, расшифровка его былого облика и атрибуция необычайно увлекательная вещь. Процесс раскрытия тайны памятника напоминает работу следователя, когда по отдельным фактам, косвенным данным, разрозненным сведениям путем логических умозаключений восстанавливаешь шаг за шагом жизнь сооружения. Это очень сложная и увлекательная задача, связанная с догадками, поисками, сомнениями.
Один из первых возникающих перед исследователем вопросов — это время, когда был построен дом. Письменных свидетельств, отвечающих на этот вопрос, часто обнаружить не удается. Приходится спрашивать сам дом, ведь характер его планировки, своеобразие архитектурных форм, отдельные детали могут пролить свет на время его создания. Например, отличительная особенность заинтересовавшего нас дома — огромный размер. Это самый большой дом древнего Гороховца. Несмотря на свою тридцатиметровую длину, здание имеет простейшую схему плана «избы со связью» — с традиционными двумя палатами, разместившимися по бокам сеней. Кирпичного крыльца, столь типичного для гороховецких жилых зданий конца XVII века, не было. Обнаруженные древние архитектурные фрагменты карниза междуэтажного пояса наличников имеют простую и малоразвитую форму. Эти факты, а также более профессиональный разбор других деталей позволяют нам датировать здание второй половиной XVII века. Для уточнения и проверки его « возраста» применяем метод сопоставления характерных форм с аналогичными формами других зданий, у которых точно установлена дата «рождения». Такой сравнительный анализ позволяет найти место исследуемого сооружения в хронологическом ряду датированных построек.
Сохранилась грамота патриарха Иоасафа, в которой говорится, что церковь во имя Знамения Пречистые Богородицы построена в 1669 году на средства «посадского человека Семена Никифорова сына Ершова».
Семен Ершов уже в 60-х годах XVII века считался «богатым купцом». Характерно, что в переписи 1678 года братья Ершовы упоминаются первыми среди посадских торговых и ремесленных людей Гороховца. Причем только у них во дворе жило целых двенадцать семей «работных людей». Трудно предположить, чтобы купчина, выстроивший на свои деньги первый в городе каменный храм, не поставил бы себе палаты.
Вот путем таких рассуждений, дополненных профессиональным анализом, и приходишь к выводу, что дом сооружался после окончания строительства Знаменской церкви и, очевидно, принадлежал С. Н. Ершову.
Однако слава «купецкого рода» Ершовых, владевших двумя каменными домами, винокурнями и «солодовенным заводом», была недолгой. В 1700 году Семен Ершов еще щедро жертвует деньги на строительство Благовещенского собора, а в 1721 — Клим Андреев Ершов берет у Федора Матвеевича Опарина 500 рублей под заклад своего двора в Гороховце на посаде «с хоромным и всяким дворовым строением и с огородом и с яблоневым садом... и винокурни и с солодовенным заводом», а также доугого добра. Денег вовремя Ершов не вернул и «отъехал в Ерославль», о чем пишет в челобитной Ф. М. Опарин. А в детальнейшем плане Гороховца 1771 года фамилии Ершовых среди именитых жителей города уже нет.
В это время оба дома Ершовых принадлежат купцам Ширяевым, возвышение которых начинается с конца XVII века, если судить по датам знакомых уже нам церквей Никольского монастыря, построенных «их иждивением» в 1689 и 1710 годах. Впоследствии дом Ершова на площади перешел к Судоплатовым, и сейчас он известен как их бывший дом. С «мастером-купцом» Егором Дмитриевичем Судоплатовым связано развитие в Гороховце промышленного производства. Ему во второй половине XVIII века принадлежал единственный в городе «колоколенный завод». Так история людей переплетается с историей памятников архитектуры, которые спустя многие годы рассказывают нам о своих радивых и нерадивых хозяевах.
Колокольня, скорее всего, построена в 1689 году, одновременно со Сретенской церковью. За свое более чем трехвековое существование она вросла примерно на метр в землю, но по-прежнему гордо вздымается ее стройный шатер. К колокольне на рубеже XVIII века примкнули «келейные» и хозяйственные корпуса, сменив деревянные постройки. Каменные двухэтажные корпуса вытянулись вдоль трех сторон почти прямоугольного участка монастыря, создавая фон для двух нарядных церквей. Храмы расположились один за другим по оси въезда. Неизвестные мастера создали очень оригинальную динамичную композицию. Нарастание объемов и высоты развивается от низкой одноглавой Сергиевской церкви к более высокому пятиглавому Сретенскому храму и завершается взлетом колокольни.
Большой выразительности ансамбля достигают зодчие, противопоставляя простой, почти аскетической архитектуре окружающих монастырских корпусов декоративные, пластичные формы храмов. Контраст - сильное художественное средство, и им очень умело воспользовались гороховецкие каменщики. На фоне гладких плоскостей стен келий с вдавленными небольшими оконными проемами особенно богато выглядят многочисленные объемные детали культовых зданий. Каменное узорочье покрывает почти все стены, забирается наверх на барабаны и растворяется в ажуре тончайшего рисунка крестов.
Архитектурные новшества конца XVII века с характерным сочетанием древнерусского узорочья с ордерными деталями и геометрической основой композиции не коснулись храма Сретенья. Его формы носят отпечаток местных традиций и стилистически, скорее, принадлежат середине XVII столетия с его безудержным стремлением к декоративности.
Словно убранная в праздничные одежды девица-красавица, стоит среди монастырского двора церковь Сретения Преcвятыя Богородицы Владимирские. Что-то светлое, трогательное запечатлено зодчим в ее образе. Белизна стен, украшенных каменной вышивкой, прошитых узорами фризов, с оригинальными кирпичными подвесками, напоминающими богатые кисти, придает храму какую-то женственность, столь уместную в девичьей обители.
Древний римский архитектор Витрувий говорил, что греки в основу дорического ордера положили пропорции мужского тела, а ионического — женского. Мужественность форм дорики и женственность ионики позволяли греческим архитекторам придавать храмам необходимую образность, воплощать в строгих, величественных дорических периптерах гражданственные идеалы и воинскую доблесть, а в изящных, утонченных формах ионических храмов воспевать красоту и своенравие античных богинь. Невольно в связи с этим напрашивается сравнение церкви Сретения с Троицко-Никольским храмом. Главный храм мужского монастыря значительно строже, суровее, он лишен неприсущего степенным мужам узорочья. Несмотря на общее обьемно-пространсгвенное построение, храм женского монастыря кажется стройнее. Его изящное кирпичное убранство с преобладанием вертикальных элементов находит естественное продолжение в тонких вытянутых колонках, окруживших барабаны храма. Как сережки, повисла аркатура на стройных церковных главах. Вся эта «красота неизглаголенная» получила завершение в переливающихся многоцветной радугой куполках, покрытых керамическим глазурованным «лемихом» с золотистым отливом.
За холодной Сретенской церковью как бы прячется теплая во имя святого Преподобного Сергия Радонежского чудотворца.
Низкий, сильно вытянутый объем, приспособленный для зимних бдений, имеет скромное убранство. Его нижний этаж использовался, видимо, для хозяйственных целей. Во всяком случае, его непритязательные формы хорошо сочетаются со служебными постройками. Эти обязательные элементы сложного монастырского хозяйства тоже представляют интерес и по сей день прекрасно выполняют свои прямые функции.
Прежде чем покинуть территорию монастыря, надо постараться проникнуть внутрь Сергиевской церкви, в которой размещается склад. Когда-то богатое убранство храмов, в том числе иконы «древнего письма», не сохранилось, но уцелела одна из печей теплой церкви. Ее прекрасные изразцы доставят любителям прикладного искусства несомненно большое удовольствие. Эта старинная печь заслуживает того, чтобы сделать ее предметом всеобщего обозрения.
ЖИЛИЩЕ «КУПЦОВ И СИБИРСКИХ ЖЕЛЕЗНЫХ ЗАВОДОВ СОДЕРЖАТЕЛЕЙ» — ШИРЯЕВЫХ. Непосредственно к монастырским постройкам примыкает известный в архитектурном мире под названием дома Шумилиной замечательный образец древнерусского жилого зодчества. Однако укоренившееся в литературе наименование случайно зафиксировало одного из последующих владельцев дома. Его подлинными хозяевами были «купцы и сибирских железных заводов содержатели» Ширяевы. Ширяевы на стыке старого и нового века, как уже говорилось, входят в силу. Род Ширяевых при Екатерине II владел четырьмя каменными домами в Гороховце, а всего их было в то время восемь, не считая казенных зданий.
Дом Ширяевых — Шумилиной необычный. Его планировка имеет анфиладный характер, несвойственный посадским жилым зданиям. Последовательное расположение приемных помещений характерно для палат феодальной знати и дворцовых построек дворянского века. Посадские люди Ширяевы, ставшие в XVIII веке «содержателями сибирских железных заводов», уже не строят себе дом наподобие «мужицкого». Ефим и Сергей Ширяевы — это люди нового поколения, не очень придерживающиеся дедовских традиций. Если судить по дошедшим до нас обмерам предметов домашнего обихода, то они не были против фряжских новинок. И деревянные дверцы стенных шкафов и пристенные лавки носят отпечаток новых вкусов. Так и видишь братьев Ширяевых в иноземных камзолах и башмаках, восседающих в кожаных креслах и читающих "Ведомости" о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах», издававшиеся с 1703 года.
Палаты этих российских «рыцарей торгового капитала» сильно изменили свой облик. В былое время они выглядели значительно эффектнее. Отсутствующая ныне двухэтажная палата — столовая выступала, как и крыльцо, несколько вперед. Объем крыльца, завершавшийся, несомненно, шатровой кровлей, и массив столовой палаты с высокой четырехскатной крышей образовывали своеобразный курдонер. Средняя часть здания, с узорной лентой наличников, придавала композиции торжественный и несколько официальный характер, как и положено палатам богатейших гороховецких промышленников.
Романтика старины ощущается только в бывшей светелке, покоящейся над нижним рундуком крыльца. В маленькую, уютную, перекрытую сводом девичью ведет узенькая лесенка. Даже миниатюрные окошки этого теремка выглядят немного по-детски. Они сохранили свою первоначальную форму, а также решетки, устроенные во избежание греха. Все три окна выходят во двор, хотя была полная возможность устроить окошко и на улицу.
Сколько девичьих слез было пролито в этой светелке, сколько душевной боли и тоски поглотили ее стены, сколько радужных надежд и желаний осталось под ее сводами! Невольно вспоминаешь современную купцам Ширяевым «повесть о Фроле Скобееве» — худородном дворянине, который одурачил «стольника», боярина «стародавних честных родов», Нардин-Нащокина. «Низкопоклонник и делец» Фрол Скобеев соблазняет дочь Нардина-Нащокина — Аннушку. Побег Аннушки из родительского дома, организованный Фролом с ее согласия, вынуждает спесивого боярина признать «ловкого плута» своим зятем и наследником. Именно этого и добивался «небогатый дворянин» Фрол Скобеев.
ДОМ ТОРГОВЫХ ЛЮДЕЙ ОПАРИНЫХ. Ни один город на сохранил столько живых воспоминаний о древнерусском быте, о торговых людях и их палатах. Когда ходишь по заснувшим, как в сказке, улочкам Гороховца, напоминающим декорации к «Ивану Сусанину» или «Борису Годунову», то оживают сухие, немногочисленные строки архивных документов. Почти забытая фамилия Опариных приобретает определенную конкретность. Вот ведь дом «купца Василия Федорова сына Опарина». Нет, это не фантазия, это реальный дом, который стоит на берегу Клязьмы. Его фотографии помещены почти во всех учебниках по истории архитектуры. Правда, дом сохранял инкогнито и еще сейчас выступает под именем дома Серина, одного из своих последующих владельцев. Однако его настоящие хозяева — Опарины.
«Апарин» появляется в документах 1674 года о тяжбе с Семеном Ершовым. Тогда его еще именуют «Матюшкой», в то время как Ершова величают Семеном. А через полстолетие Клим Ершов пишет учтивое письмо сыну — Федору Матвеевичу Опарину, где сообщает «зашей милости» о заеме денег под залог своего двора. Чем закончилось это дело, частично уже говорилось. Сколько человеческих коллизий скрыто за этими казенными фразами. Какой интересный материал для местных писателей, сколько возможностей для увлекательных поисков о людях древнего Гороховца, об истории города! Ведь до сих пор о Гороховце написано очень, очень мало.
Но вернемся к дому Опариных. Он и сам по себе представляет большой интерес. Если подумать, что в одной Флоренции сохранилось памятников средневековой жилой архитектуры немногим меньше, чем по всей России, то становится очень обидно. А когда узнаешь, что в Чебоксарах уничтожили два замечательных памятника: дом на Союзной улице и «дом воеводы», то воспринимаешь это как неуважение к культуре нашей Родины, как нарушение законов о сохранении народных исторических ценностей.
Опаринский дом на редкость мало претерпел изменений. Его каменная часть, особенно после реставрации крыльца и разбора позднейшей пристройки, выполненных в последние годы, сохраняет для истории почти утерянный облик древнерусского посадского дома конца XVII века. Традиции и новшества в одинаковой мере участвовали в создании этого небольшого дома, как бы укрытого от любопытных глаз со стороны реки зеленой завесой.
Художественный вкус мастера, возводившего дом Опарина, уже отличается от вкуса строителей палат Сапожникова. Мастер не стремится для каждого помещения найти свою форму наличников, отвечающих назначению помещения, его месту в строю регламентированной «Домостроем» жизни и добросовестно отразить ее в пластическом декоре. Зодчего прельщает не многообразие архитектурных форм, а их однотипность, геометрическая закономерность построения композиции.
Эстетический принцип Древней Руси: «окошки и двери во всех житях делать по достоинству, как будет годно по местам и по окладу, смотря как пригожа», блестяще примененный в доме Сапожникова, уже не устраивает мастеров и владельцев Опаринского дома. Отдельный наличник в доме Опариных почти не имеет самостоятельного значения — он составная часть общей композиции — ее элемент, подчиненный единому замыслу.
Для образа жилого посадского дома Петровской эпохи характерен более целостный объем здания с началом регулярной композиции, выделением оси симметрии и равномерным распределением на плоскости стены однотипных деталей.
И все-таки подлинный вид дома Опариных — Сериных представить сейчас очень трудно. Прежде всего достопримечательность дома — его монументальное крыльцо со светелкой оказывается моложе основного объема здания. Оно пристроено позднее. Каждый, в ком имеется жилка исследователя или простое любопытство, может в этом убедиться. Надо только уметь читать «каменную летопись» и быть наблюдательным.
Есть и другие доказательства позднейшей пристройки крыльца.
Первоначально красное крыльцо располагалось с противоположной стороны. На том фасаде и сейчас видна верхняя часть отличного от других наличника, украшавшего дверь. Но самой основной, исчезнувшей, видимо, навсегда частью дома были его «чердаки». Много утекло воды с тех пор, когда на каменном основании возвышалась деревянная надстройка. О ней, вероятно, и не знали бы, если б не гнезда для балок, выложенные, а не выбитые, в верхней части древней кладки. Именно эти гнезда, расположенные друг против друга на одинаковой высоте, натолкнули автора на мысль о существовании в прошлом жилых чердаков. В дальнейшем убедиться в этом было нетрудно.
«СОБОРНУЮ ЦЕРКОВЬ УЧИНИЛИ КАМЯНУ И ЗВОННИЦУ ИЗРЯДИЛИ». Соперничество, а скорее всего прямая борьба на фронте наживы, между Ершовыми и Опариными получила своеобразное отражение в архитектуре города. Почти одновременно с постройкой дома Опариных, немного позднее, возводится каменный Благовещенский собор (освященный в 1700 г.). Он сменил древнюю соборную церковь, которая была «древяна», построена «клецки», «главы обиты чешуею деревянною». Расположенный в шестидесяти с небольшим метрах от маленького дома, возведенный «иждивением» все того же Семена Ершова, он подавлял своей массой опаринское здание. Он как бы наглядно демонстрировал силу и могущество Ершова, который в 1690 году принимается в гостиную сотню. Трудно было примириться с этим Опариным, еще не забыты высокомерные речи Семена сына Никифора Ершова, еще не изгладилась обида, нанесенная тяжбой. Как бы отворачиваясь от строения Ершова, загородившего домик, Опарины переносят крыльцо на другую сторону, к реке, и делают его каменным. Крыльцо сильно выдвигается вперед, его светелка ставится на приземистые, мощные опоры, очень близкие по формам столбам у входов в Благовещенский собор. Оно гордо несет девичий теремок, его преувеличенный масштаб иносказательно говорит о возросшем общественном весе рода Опариных. Так еще раз история столкнула именитых гороховецких купцов. Памятники неотделимы от людей, они мертвы без них. Для того чтобы их оживить, надо оживить людей, их помыслы и художественные идеалы.
Подобно великану, возвышается собор среди малоэтажной застройки. Ощущению огромной силы от объема храма способствует противопоставленная ему стройная колокольня. Если собор зрительно придавлен тяжелым пятиглагием с огромными «луковицами» на широких барабанах, то колокольня, наоборот, дерзко и легко вздымается вверх. Впечатление взлета достигается низким четырехугольным основанием и более вытянутыми пропорциями. В то же самое время колокольня сохраняет традиционные для Гороховца построение и формы. Талант мастера проявился в умении найти необходимый художественный контраст, усилить его, изменив соотношения отдельных элементов и увязав их в единое гармоничное целое. Интерьеры Благовещенского собора «поновлялись» в дореволюционные годы и утратили первоначальный вид. В храме имелось несколько старинных икон. Особенно почиталась икона «Смоленская богоматерь», которой приписывались священнослужителями чудотворные свойства.
Хранились под соборными сводами и драгоценные дары высокопоставленных прихожан. И снова перед нами фамилии Ершовых и Ширяевых. Семен Ершов делает богатый вклад в 1685 году, а Иван Ширяев в 1710 году. Ершов жертвует серебряные сосуды, и Ширяев не отстает в своем усердии; он преподносит серебряный ковчег в виде церкви и вызолоченную чару наподобие виноградной кисти. Среди церковной утвари заслуживает упоминания и напрестольный крест с изображением Макария Желтоводского, подаренный в 1653 году Г. И. Кувалдиным. Это произведение прикладного искусства лишний раз свидетельствует о большой роли в жизни гороховецкого купечества Макарьевской ярмарки.
Совершенно уникальным произведением местных умельцев является западная дверь Благовещенского собора. Она покрыта железными листами с тонким прорезным рисунком орнамента, сквозь который сверкают, как драгоценные камни, кусочки подложенной слюды. Как хорошо читается это красочное пятно на фоне белой стены. Рисунок орнамента сравнительно прост и в то же самое время достаточно выразителен. Поражает художественная продуманность замысла. Издали хорошо читается членение дверных полотнищ на крупные квадраты, выполненное объемными элементами. Подходя ближе, начинаешь воспринимать более мелкий рисунок, который носит плоскостной характер. Кто подсказал мастеру противопоставить для остроты художественного звучания крупный масштаб мелкому, рельефные детали плоскостным? Это подлинное произведение искусства почему-то заколотили досками. А его необходимо показывать всем и каждому. Ведь это гордость Гороховца, его вклад в сокровищницу древнерусского искусства. Вклад, который надо ценить и оберегать, но не таким образом. Тем более что от других художественных ценностей древнего Гороховца фактически ничего не осталось. Историческое лицо города сегодня — это его архитектурные памятники. Они тем более интересны, что почти все возникли в какие-нибудь полвека и создают замечательный ансамбль, редкий, чрезвычайно редкий ансамбль, в который входят как культовые постройки, так и гражданские. Гороховец единственный в своем роде город, который сохранил достаточно много различных типов каменных посадских домов — это подлинный музей древнерусского жилого зодчества. Музей, который надо популяризировать, экспонаты которого надо сделать более доступными для осмотра. Каждый древнерусский жилой дом — это живая история. К своему стыду, мы подчас хорошо знаем структуру итальянского палаццо эпохи Возрождения и плохо представляем бытовую организацию нашего русского жилья времен Ивана Грозного. Как это ни парадоксально, но жилище более древних периодов, известное по фрагментам, бережно расчищенным археологами, изучено лучше, чем единичные, но сохранившиеся памятники жилого зодчества XVI—XVII веков. А сколько интересного могут рассказать эти живые свидетели о русских людях, об обычаях наших далеких предков, их быте и нравах.
Жалко покидать Гороховец! Этот неприметный на карте городок обладает удивительными чарами, он пробуждает любовь к отечественной истории, к скромной красоте русских пейзажей, к своеобразному, выразительному языку древнего зодчества и позволяет еще острее воспринять гигантские перемены, происшедшие в нашей стране.