Углич

Герб Углича

Пароход, быстро идущий вниз по течению, заставляет двигаться громадное угловатое здание Угличской плотины и электростанции. Его бетонные стены, белесые от солнца летом и темнеющие под осенними дождями, медленно отодвигаясь вправо, постепенно, как скользящий за кулисы занавес, открывают древний Углич — городок, придвинувшийся к берегу Волги в ее среднем крутом изгибе. Вот на высоком берегу ниже города замелькали первые купола, вот они щедро рассыпались у самого берега, и, наконец, когда пароход совсем обогнул плотину, открывается Воскресенский монастырь, стоявший некогда у переправы через Волгу. Сделав широкую дугу и толкнувшись в дебаркадер, пароход почти носом упирается в острый мыс, на котором багряным силуэтом поднимается церковь Дмитрия «на крови», а за ней виднеются строения древнего угличского кремля.

Перейдя по дощатому мостику через ручей Каменный, сразу же попадаю на территорию кремля, с которым связано так много невыясненного, темного и романтического. История Углича сравнительно небогата, город никогда не играл особенной, самостоятельной роли. Не раз он бывал предметом споров, часто горел, его громили татары и свои же русские князья, но в этом нет ничего особенно примечательного, это судьба многих старых русских городов. Когда одряхлел Киев и на северо-востоке начала крепнуть и подниматься «Страна Залесская», тогда же впервые мелькнуло в летописи под 1149 (1148) годом имя Углича, называемого «Угличьим полем». Много остроумия и находчивости проявили историки и исследователи, старательно доискиваясь происхождения имени города, но вопрос и по сие время остается спорным. Углич, стоявший на берегу Волги, был пограничной крепостью ростовского княжества до тех самых пор, пока великий князь в 1218 году не посадил в нем на самостоятельное княжение одного из своих сыновей.

Но самостоятельность Углича была короткой: всего через двадцать лет город жестоко разгромили татары. Спустя сто лет Углич попадает в орбиту Москвы, с которой и связан с тех пор безраздельно.

Кремль Углича невелик. Он стоит на островке, отделенном от остального города рекой Шелковкой и Каменным ручьем. Глубокий ров соединял русла обоих потоков. Таким образом, жилище князя со всех четырех сторон было окружено водой. После масштаба и мощи борисоглебских или переславльских укреплений обвод и размеры угличского кремля кажутся несерьезными, но и Углич был для своего времени значительной крепостью, стоявшей на возвышенном берегу могучей Волги в ее среднем полноводном течении.

Вторая половина пятнадцатого века явилась для Углича временем его наивысшего расцвета, но даже годы подъема в его истории омрачены трагическими событиями. Сюда в середине века был сослан Великий князь Василий Васильевич, ослепленный Шемякой и прозванный Темным. Здесь поднялся и окреп в конце века сын Василия Темного — Андрей Большой. Его время явилось венцом, возвышения Углича, ставшего одним из важнейших городов, что и привело князя Андрея к трагическому концу.

Иван III, видя соперника в просвещенном и сильном угличском князе, заточил его в тюрьму. Горькая судьба погибшего в застенке князя Андрея дала повод летописцу прозвать его Горяем.

Углич

При князе Андрее Большом стольный город Углич и его кремль отстраиваются и украшаются. В кремле, вдоль его стены, выходящей к Волге, строится двухэтажный княжеский дворец с собором и тронной палатой. Сравнительно недавние раскопки и остроумная реконструкция помогают восстановить облик кремля того времени. Помещения княжеского дворца были вытянуты в длину, выходя одним фасадом к реке, а другим замыкая нарядную кремлевскую площадь, на которой сходились дороги от ведущих в кремль ворот. Слева, если стоять лицом к дворцу, к нему примыкал одноглавый Спасо-Преображенский собор, прямо открывались Красные ворота, ведшие во внутренний дворцовый дворик, и парадное крыльцо, по которому можно было подняться сразу на второй этаж, а справа вперед выступала соединенная переходами с дворцом и имевшая свой отдельный ход тронная палата, существующая поныне и известная больше под названием дворца царевича Дмитрия.

Если судить по тронной палате, княжеский дворец являлся выдающимся сооружением, и счастье, что время сохранило почти без изъянов одну из интереснейших его частей. Простые геометрические формы палаты, гладь ее кирпичных, не тронутых украшениями стен вдруг за рядом окон второго этажа, обрамленных изящным фигурным пояском, волшебно сменятся каменным кружевом, завершающим плоскости стен, увенчанных простой восьмискатной кровлей. В украшениях тронной палаты нет ничего причудливого и вычурного. Они, как резьба по кости, составляют одно целое с телом здания. Они элементарно просты и построены на повторах всего лишь нескольких орнаментальных мотивов. Два ряда балясинок, плоские одноцветные изразцы, углом поставленные кирпичики и круглые прорезные «солнца», поднятые под самую кровлю— вот и все, но впечатление, производимое каменным узором, неповторимо. Оно было, вероятно, еще сильнее, когда здание имело свою древнюю простую черепичную кровлю и не было разукрашено аляповатыми подзорами и гребнем конька, водруженными на него усердием реставраторов. Поднявшись по пристроенному к зданию и выдержанному в том же духе, что и поздние украшения, крыльцу, попадаю внутрь тронной палаты. И тут открывается целостный, очень светлый простор большого сводчатого зала. Освещенная многочисленными большими окнами, верхняя палата наполнена светом и воздухом. От этого рождается очень ясное, торжественное чувство. Связывая с палатой драматические подробности печальной истории царевича Дмитрия, ее часто описывали в мрачноватом тоне, за которым пропадала истинная красота тронной залы князя Андрея Большого — просвещенного человека, любителя изящных искусств и поэзии. В центре кремля возвышается отдельно стоящая колокольня Спасо-Преображенского собора. Существующий собор построен почти на том же месте, что и древний, примыкавший к левому крылу дворца князя Андрея. Поздние формы собора ничем особенно не примечательны, но его силуэт и вертикаль колокольни органически входят теперь в общую композицию кремля и вместе с церковью Дмитрия «на крови» как бы составляют первый план панорамы Углича. Красно-белая церковь Дмитрия «на крови» поставлена на том месте, где, по преданию, 15 мая 1591 года погиб царевич Дмитрий.
В 1580 году царь Иван Васильевич, прозванный Грозным, праздновал две свадьбы. Он женил наследника престола, своего сына Федора, на боярышне Ирине Годуновой и женился сам на Марии из рода Нагих. Дружкой на свадьбе у царицы Марии был молодой и энергичный боярин Борис Годунов.

Углич

Рано возвысившийся Борис Годунов, умница и тонкий политик, укрепил связи с царем браком своей сестры с наследником престола. Зная душевную слабость царевича Федора, Иван Грозный перед смертью распорядился создать при нем регентский совет из пяти виднейших бояр. В совет вошел и шурин малодушного царя влиятельный Борис Федорович Годунов. Одного за другим устранял Годунов своих противников — Богдан Яковлевич Вельский, которому Грозный поручил воспитание царевича Дмитрия и который пытался возвести его на престол, был сослан, дядя царя Федора — Никита Романович Юрьев — отошел от дел, князь Иван Петрович Шуйский был задушен в ссылке. Таким образом, искусно ведя политическую интригу, используя в своих интересах борьбу феодалов, Борис Годунов расчищал себе дорогу к власти и постепенно стал фактически неограниченным властителем. Годунов носил титул «правителя, слуги и конюшего боярина и дворового воеводы и содержателя великих государств, царств Казанского и Астраханского», он был первым лицом после царя, избегавшего «мирской докуки», дума предоставила ему право иностранных сношений, англичане называли Годунова лордом-протектором России. Борис Годунов был выдающимся государственным мужем, но в то же время обладал непомерным тщеславием и, как отмечали его современники, имел «ко властолюбию несытное желание». Кто знает, когда созрели честолюбивые замыслы Годунова. Вероятно, их вдохновляло слабоволие бездетного царя Федора, во всяком случае между Годуновым и престолом стоял только восьмилетний сын Ивана Грозного царевич Дмитрий. Седьмой брак царя был признан церковью только из-за необходимости иметь наследника слабому Федору. Сам Годунов называл царевича Дмитрия наследником престола.

Во избежание смуты царица Мария Нагая с сыном и со всей многочисленной и искушенной в дворцовых интригах родней сразу же по смерти Ивана Грозного были удалены из Москвы в захолустный Углич. Ссылка царицы была почетной; возле нее подвизались приспешники, отсюда начали ползти слухи, вызвавшие законное беспокойство Годунова. Для наблюдения за Нагими в Углич были посланы дьяк Михайло Битяговский с сыном Данилой и Никита Качалов — один из возможных героев кровавой и жестокой драмы. Царевичу Дмитрию шел девятый год, некоторые его почитатели, в том числе и первый историограф и бытописатель Углича Федор Киссель, описывают мальчика здоровым и крепким, придавая ему особенные благочестивые качества, по косвенным же слухам, царевич страдал падучей болезнью; недаром спустя два дня после его смерти по велению царицы была убита «женка уродливая», будто бы «портившая» царевича. Несчастье случилось днем 15 мая, когда приближенные разъехались, а в доме царицы готовились к обеду. Нянька царевича Василиса Волохова вывела его погулять, дальше свидетельства расходятся. По официальной версии, подтвержденной комиссией во главе с князем Василием Шуйским, царевич, играя, как обыкновенно, с городскими ребятами в «тычку», сам поранил себя ножом, во время внезапно случившегося с ним приступа падучей болезни. Однако Шуйскому трудно верить. Этот хитрый и опытный царедворец не раз менял свои показания. Посланный Борисом Годуновым, он установил несчастную кончину царевича; позже, интригуя против Годунова и используя в своих целях Лжедмитрия, отрекся от своего свидетельства, а затем, добившись для себя царского венца и стремясь всеми силами очернить своего предшественника Годунова и развеять легенду, декорировавшую польско-литовскую экспансию, Шуйский вновь подтвердил версию о насильственной кончине царевича. При Шуйском царевич был торжественно канонизирован, и царь собственноручно внес его мощи в московский Архангельский собор. Здесь всюду видна прежде всего политическая интрига. Патриот Углича, а потому страстный ненавистник Годунова, Федор Киссель не без основания недоумевает, как могли разрешить царевичу, с которого не сводили глаз приверженцы, видя в нем свое будущее возвышение, да и вообще, как могли позволить ребенку играть с острым ножом. Действительно, это звучит не очень убедительно. Другая версия гласит, что присланные в Углич Михайло Битяговский, сын его Данило, Никита Качалов и сын мамки царевича Осип Волохов по наущению Годунова зарезали Дмитрия, расчищая Годунову путь к престолу. События развертывались якобы так: состоявшая в сговоре с убийцами Василиса Волохова в обед, когда никого не было во дворе, вывела на крыльцо царевича, и здесь Осип Волохов, будто бы заговорив с ним об ожерелье, полоснул мальчика ножом по горлу. Выбежавшие из-за угла остальные убийцы завершили злодейство. Видевшая все это кормилица царевича Ирина Жданова подняла крик, а случившийся тут же «вдовый поп» Федор Огурцов заперся на колокольне и начал бить в набат. Ворвавшиеся в кремль горожане и дворцовая челядь растерзали Битяговского с товарищами. Волнение нарастало, подстрекаемое Нагими, говорившими против Бориса Годунова, а над мятущимися толпами продолжал плыть гул мятежного колокола.
Кто знает, где искать правду? Организованное Борисом Годуновым расследование привело к обвинению Нагих. Царица была пострижена в монастырь под именем Марфы. Нагие разосланы по отдельным городам, 200 бунтовавших угличан казнены (им перед казнью вырвали языки), а множество горожан сослано навечно в Сибирь, на реку Пелым. Было повелено и колокол, взбудораживший город, «сбросить с колокольни и на площади, лишив крестного знамени, вырвать язык и отрубить одно ухо, наказать 12 ударами плетью и сослать в Тобольск». Так расправился Борис Годунов с посмевшими поднять против него голос, но черный слух не умер и продолжал тревожить царя Бориса, принявшего венец после смерти бездетного Федора. Вопрос о гибели царевича Дмитрия остается темным, но нужно помнить мудрую рекомендацию: всегда искать того, кому данное деяние выгодно. А гибель царевича была необходима Годунову, лелеявшему честолюбивые замыслы, и если она не была организована им, то это небывалое в истории совпадение.

Город Углич

Загадочная гибель царевича тревожила воображение многих своим шекспировским драматизмом. В последующие годы она чаще всего освещалась как организованное убийство, но нужно помнить и то, что царь Борис был ненавистен фамилии Романовых, ведь не кто другой, как он, заставил родоначальника царствующего дома боярина Федора Никитича Романова, отца будущего царя, постричься в монахи.

История царевича Дмитрия была кровавым средневековым прологом к исторической драме Углича. Погибший царевич дал имя двум самозванцам, прикрывавшим вражеское нашествие на нашу землю. Смутное время, годы лихолетья, омрачившие всю первую треть семнадцатого века, принесли и Угличу неисчислимые бедствия. В ходе войны город был разрушен и сожжен, его жители почти поголовно истреблены. Вторая волна лихолетья, менее продолжительная, но не менее жестокая, чем татарское нашествие, прокатилась по русской земле. После изгнания из России польско-литовских захватчиков с новой силой, словно продолжая патриотический подъем народа, расцветает национальная культура, и среди памятников искусства этого блестящего времени несколько первостепенных сохранилось в древнем Угличе. Из кремля в город некогда вело двое ворот. Нынешний мост, перекинутый через ров, находится на месте старого, вероятно, подъемного, ведшего к южным Никольским воротам кремля. За мостом открывается большая торговая г-образная площадь, на которой сходились дороги из Москвы, Ростова и Ярославля. Вдоль этих лучей-дорог, позже соединенных по окружности переулками, и вырос обширный и богатый город Углич. Подступы к городу охраняли монастыри- крепости, за стенами которых отсиживались монахи, умевшие в трудную минуту не только возносить молитвы, но и изрядно орудовать пищалью и бердышом.

Углич

На юго-восточном, возвышенном краю Углича, оседлав важную ярославскую дорогу, стоит Алексеевский монастырь, хранящий одну из жемчужин архитектуры семнадцатого века — Успенскую церковь, прозванную в народе «Дивной». Смотрю на нее с востока, то есть откуда она открывалась идущим по оживленной ярославской дороге, и поражаюсь ощущению нарастающего, стремительного движения вверх. Оно рождается в сильно выступающих полукружиях апсид, продолжается в вертикалях пилястров и стройных конусах малых шатров и мощно, неудержимо устремляется кверху, отлитое в динамичную форму главного шатра. Реставрационные работы приняли сейчас большой размах. В лесах стоят древние соборы Ярославля, Суздаля, отреставрированы памятники Владимира и многих других городов, где создавалась наша история и складывались национальные художественные традиции. Но нельзя забывать, что памятники культуры собраны не только в больших городах. Приметы старины отыскиваются порой в самом маленьком районном центре, во многих селах и деревнях. Как часто, проезжая мимо, любуешься прекрасными пропорциями какой-нибудь заброшенной сельской церковки или колоннадой старинной усадьбы. А кто знает историю этих строений, имена их создателей, в большинстве талантливых безвестных мастеров, событие старины, в честь которого, по заведенному на Руси обычаю, воздвигнут тот или иной храм? Не интересно ли все это, не отыщутся ли здесь забытые черты какой-либо местной школы, не откроется ли еще одна страничка нашей славной истории, не всколыхнутся ли патриотические чувства у людей, с гордостью узнавших о деяниях или искусстве своих земляков? Сохранение и пропаганда памятников старины — огромное и благородное дело, в нем заключены неисчерпаемые возможности массовой воспитательной работы. К этому привлекаются общественные силы, все те, кому дорого великое прошлое нашей Родины. Надо пробудить действительно народное движение за сохранение ценностей прошлого: только участие всего народа в этом большом патриотическом деле может сдвинуть его с места, придать ему должный размах и эффективность. От Алексеевского монастыря, прикрывавшего Углич с востока, не заходя в центр города, поперечными переулками прохожу к прославленному Воскресенскому монастырю, стоящему на его западной окраине. В отдаленных переулках открываются картины старого Углича — поросшие травой мостовые, размытые весенними потоками овраги, бревенчатые домики, среди которых есть и очень старые. Как монумент помпадурских времен среди обширной площади возле базара возвышается пожарная каланча. В Угличе, как и в прочих старинных городах, районы новой застройки и развитой промышленности сдвинуты к окраинам, так что основное ядро города почти нетронуто и сохраняет облик старины. Воскресенский монастырь — первое творение ростовского митрополита Ионы Сысоевича. Здесь митрополит был пострижен в монахи, и в память этого он в семидесятые годы семнадцатого века заново отстроил огромный монастырь. В композиции Воскресенского монастыря нашла свое первое, еще сравнительно робкое воплощение идея, развитая впоследствии митрополитом Ионой в сооружениях Ростова и Борисоглебска. Здесь в едином комплексе сочетаются церковные и светские постройки, составляя общий ансамбль храма-замка, храма-города, обособленной и замкнутой в себе обители. Обширный Воскресенский собор соединен огибающей его открытой и светлой галереей со звонницей, в свою очередь вплотную примыкающей к одноглавой трапезной церкви. Церковные здания подняты на высокую подклеть, в которой размещались различные монастырские службы и хозяйственные помещения. Объемы собора и церкви просты и геометричны, в них нет еще изящной декоративности, отличающей поздние сооружения ростовского митрополита. Здесь рождается несколько иное, величавое и спокойное чувство, пробужденное гармонией крупных, словно вылепленных форм, неторопливым ритмом широко расставленных куполов и глубоких проемов ровно темнеющих арок. В центре композиции, выше перестроенной кровли собора, возвышается увенчанная одной, словно приставленной, главкой звонница. В ее формах легко узнаются черты более поздних звонниц Борисоглебска и Ростова; та же монументальная гладь стен, завершенных сквозными нишами звона, здесь массивными и тяжелыми.

В одном квартале с Воскресенским монастырем стоит небольшая, но очень пропорциональная и изящная церковь Рождества Иоанна Предтечи. С ее построением, как и вообще с историей большинства строений Углича, связана драматическая и жестокая повесть. Однако в архитектурных формах церкви, украшенной широким поясом цветных изразцов, в парадности южного крыльца и какой-то особенной стройной нарядности колокольни нет и в помине мрачных ноток ее истории.

Может быть, по контрасту с несколько тяжеловесными объемами рядом стоящего монастыря Предтеченская церковь, строитель которой умело воспринял особенности московских и ярославских храмов, поражает веселой грацией и оживленной подвижностью несимметричных форм. Если проехать на автобусе или, что еще лучше, пройти пешком по гребню плотины и шлюза, пересекающих Волгу выше города, то отсюда, с противоположного, левого берега, прорезанного рекой Коротечной, открывается чудесный вид на Углич. Город стоит на реке, она определяла и определяет сейчас характер его жизни. Здесь издревле в особой слободке жили рыбаки, в изобилии поставлявшие стерлядей и прочую рыбу, отправляемую затем в Москву. Рыбу мерили тогда не весом, а отсчитывали вершки от головы до хвоста. Смотрю на Углич издали, прочь отходят сумрачные исторические свидетельства и еще более страшные легенды и предания. За широкой гладью желтоватой воды из зелени садов, раскинувшихся по пологим склонам прибрежных холмов, поднимается красивый, оживленный городок, украшенный блеском куполов и древними руинами монастырских стен.